Андрэ Моруа - Прометей, или Жизнь Бальзака

Муж (боярин в очках и в пальто с меховым воротником) благосклонно отнесся к встрече (разумеется, случайной!) с известным писателем и, естественно, проникся к нему симпатией. Венцеслав Ганский производил впечатление человека нездорового, и мысль о скором браке с его будущей вдовой казалась Бальзаку весьма правдоподобной. И какая партия! Владетельная графиня, повелевающая тысячами крепостных! Бальзак и Ганская обменялись клятвами в верности. Они вместе побывали на острове Сен-Пьер, расположенном на озере Биль, - то был поросший лесом клочок земли с крутыми берегами. Тотчас же было условлено, что Бальзак на Рождество приедет повидаться с Ганской в Женеву, ибо отношения следовало закрепить. На сей раз, в противоположность госпоже де Кастри, дама сама упрекала его в том, что он удовольствовался лишь поцелуем.

"Недобрая! Разве ты не прочла в моих взглядах, чего я жаждал? О, будь спокойна: я испытал все те желания, какие женщина стремится внушить человеку, которого любит; и если я не сказал тебе, как пламенно я мечтал, чтобы ты пришла ко мне поутру, то только потому, что обстановка у меня была для этого совсем не подходящая. Этот нелепый дом таил столько опасностей. Быть может, в другом месте все было бы возможно. Но зато в Женеве, мой обожаемый ангел, в Женеве я выкажу ради нашей любви столько ума и изобретательности, что их достанет для десяти умнейших людей".

Бальзак показался Ганской несколько вульгарным, но она почувствовала, что это бьющее через край жизнелюбие вполне извинительно, он был просто великолепен, когда смотрел на прекрасную женщину или на прекрасный плод. Творения казались лучше творца, они представлялись более возвышенными, более глубокими; но это было лишь внешнее впечатление. Ведь создал-то их он, а не кто другой.

Обратный путь оказался для Бальзака очень мучительным; ему не везло с дилижансами, с ним обращались словно с тюком, и он прибыл в Париж весь в синяках; в столице его, как обычно, подстерегали денежные затруднения. "Против ожиданий все здесь обстоит из рук вон плохо. Люди, обещавшие вернуть мне долги, не сдержали слова. Зато моя матушка, которая, как я знаю, находится в стесненных обстоятельствах, выказала необыкновенную преданность". Правда, неожиданно появилась надежда: госпожа Беше, дочь издателя Беше и вдова Пьера-Адана Шарле, вставшая во главе фирмы, женщина богатая и привлекательная, предложила Бальзаку купить у него для задуманного ею издания двенадцать томов "Этюдов о нравах", куда должны были войти уже издававшиеся ранее "Сцены частной жизни" и еще не выходившие в свет "Сцены провинциальной жизни" и "Сцены парижской жизни"; за все она предлагала громадную сумму - от двадцати семи до тридцати тысяч франков. "То-то теперь взвоют все лентяи, крикуны, писаки!.. Дорогая моя возлюбленная, моя Ева, дело слажено! Все они лопнут от зависти!"

Этот блестящий контракт позволил бы ему расплатиться со всеми кредиторами (разумеется, за исключением госпожи Бальзак, которая соглашалась ждать); можно будет также дать отступного "палачу" - издателю Маму, который требовал своего фунта мяса - "Трех кардиналов" или уплаты неустойки.

Для второго тома "Сцен провинциальной жизни" госпожа Беше просила автора срочно дописать еще восемьдесят страниц. И Бальзаку пришлось в одну ночь набросать короткую повесть: "Прославленный Годиссар". Он придавал ей мало значения. То был лишь беглый портрет коммивояжера, один из тех "современных типов", которыми Бальзак с удивительной плодовитостью населял страницы "Моды" или "Карикатуры". Однако Годиссару, чье имя восходит одновременно к двум французским словам - "вольная шутка" и "насмешка", предстояла долгая жизнь. Коммивояжер вообще играет немаловажную роль в истории буржуазного общества. Он - то самое "звено, которое соединяет провинцию со столицей", человек, внедряющий парижские новшества в косную жизнь захолустья. Начиная с 1830 года он не только продает шляпы, коленкор и парижские безделушки, но и распространяет идеи. "Глобус", серьезный периодический орган сен-симонистов, который читает Гете и куда пишет Сент-Бев, обязан множеством своих подписчиков каламбурам, постной физиономии и чисто раблезианскому остроумию Годиссара, несравненного путешественника, образцового представителя этого типа людей.

Эта своеобразная повесть посвящена (совершенно неожиданно) маркизе де Кастри. Правда, Бальзак написал ей яростное письмо, полное суровых суждений. Возможно, нежный прием, который оказала ему Чужестранка, по закону контраста оживил в душе Бальзака давний гнев? Так или иначе, письмо его ошеломило госпожу де Кастри.