Симона Бовуар - Мандарины

— По сравнению с тем, что могло бы быть.

— То есть по сравнению с вашими представлениями, — сказал Дюбрей и пожал плечами. — Такой Советский Союз, каким он должен был бы быть, и революция без слез — все это голые идеи, а иными словами — ноль. Конечно, по сравнению с идеей действительность всегда проигрывает; как только идея воплощается, она сразу же деформируется. Однако преимущество СССР перед всеми другими возможными формами социализма в том, что он существует.

Анри вопросительно взглянул на Дюбрея:

— Если правда всегда за тем, что существует, остается лишь сидеть сложа руки.

— Вовсе нет. Действительность — это не что-то застывшее. У нее есть будущее, возможности. Только для того, чтобы воздействовать на нее или даже осмыслить, надо обосноваться в ней, а не тешить себя жалкими мечтаниями.

— А я, знаете ли, не мечтаю, — отвечал Анри.

— Когда говорят «Это скверно» или как я в прошлом году: «Все плохо», это означает, что втайне мечтают об абсолютном благе. — Он посмотрел Анри прямо в глаза: — Обычно не отдают себе в этом отчета, но нужно обладать немалым высокомерием, чтобы свои мечты поставить превыше всего. А если быть скромнее, то поймешь, что с одной стороны существует реальность, с другой — ничего. Предпочитать пустоту, а не наполненность — это, на мой взгляд, страшная ошибка, — добавил он.

Анри повернулся к Анне, которая молча пила второй стакан мартини:

— Что вы об этом думаете?

— Лично мне всегда было трудно в наименьшем из зол усматривать благо, — ответила она. — Верно, потому, что я слишком долго верила в Бога. Но думаю, Робер прав.

— Возможно, — согласился Анри.

— Я говорю со знанием дела, — сказал Дюбрей. — Я тоже пытался оправдать свою досаду гнусностью мира.

Анри снова наполнил свой стакан. Разве Дюбрей не оправдывал сейчас собственную досаду с помощью теорий? «Однако, если подходить с таких позиций, я тоже с досады пытаюсь недооценить то, что он говорит мне», — подумал Анри. И решил оказать доверие Дюбрею, по крайней мере, до конца разговора.

— Тем не менее ваша манера смотреть на вещи кажется мне скорее пессимистической, — сказал Анри.

— И тут опять она пессимистична лишь по сравнению с прежними моими идеями, — возразил Дюбрей, — идеями чересчур радужными; история далеко не радужна. Но так как ускользнуть от нее нет никакой возможности, надо искать наилучший способ жить, а он, на мой взгляд, никак не в уклонении.

Анри собирался задать ему и другие вопросы, но в прихожей послышались шаги, и в дверях появилась Надин.

— Привет, шайка пьяниц! — весело сказала она. — Можете выпить за мое здоровье: я заслуживаю тоста в мою честь! — Она с торжествующим видом смотрела на них: — Угадайте, что я сделала?

— Так что же? — спросил Анри.

— Я была в Париже и отомстила за вас: дала Ламберу пощечину. На краткий миг воцарилось молчание.

— Где ты его встретила? Как это случилось? — спросил Анри.

— А вот так, — с гордостью начала рассказывать Надин. — Я поднялась в редакцию «Эспуар», они все там были: Самазелль, Воланж, Ламбер и куча новеньких с гнусными рожами — надо было видеть это! — Надин расхохоталась. — Ламбер был ошарашен, он что-то пробормотал, но я не дала ему говорить. «Я пришла вернуть тебе старый должок, — сказала я, — и рада, что ты предоставил мне для этого случай». А потом ударила его по лицу.

— А он что? — спросил Анри.

— О! Он свое получил, — сказала Надин, — хотя и стал пыжиться с важным видом. Я поспешила уйти.

— Он не сказал, что свое поручение я мог бы выполнить сам? На его месте я бы так и сказал, — заметил Анри. Он не хотел бранить Надин, но был очень недоволен.

— Я не стала слушать, что он скажет, — ответила Надин. Она обвела всех несколько вызывающим взглядом. — Так что? Вы меня не поздравите?

— Нет, — сказал Дюбрей. — Я не нахожу, что ты поступила очень умно.

— А я нахожу, что очень умно, — отвечала Надин. — По дороге оттуда я встретила Венсана, и он сказал, что я молодец, — добавила она мстительным тоном.

— Если тебе хочется огласки, ты своего добилась, — заметил Дюбрей. — Все газеты натешатся вдоволь.

— Мне плевать на газеты, — заявила Надин.

— Напротив, ты как раз доказала, что тебе вовсе не плевать! Они с неприязнью смотрели друг на друга.

— Если вам нравится, чтобы вас мешали с дерьмом, тем лучше для вас, — сердито сказала Надин. — Лично мне не нравится. — Она повернулась к Анри: — Это ты во всем виноват, — заявила вдруг она. — Зачем ты всем поведал о нашей жизни?