Симона Бовуар - Мандарины

Анна взглянула на Дюбрея:

— Вы не находите это удручающим?

— Да нет, — ответил он. — Это лишь доказывает, что выступлений без подготовки не бывает. А начали с нуля, так что...

Дюбрей вошел в комитет, но почти ничем там не занимался. Более всего в этой истории его интересовала возможность восстановить политические связи. Он присоединился к движению «Борцы за свободу» {134} 134 «Борцы за свободу». — Имеется в виду созданная прогрессивными деятелями Франции в конце 1948 г. организация «Борцы за мир и свободу». , принял участие в одном из их митингов и собирался продолжить начатое через несколько дней. Он не настаивал на том, чтобы Анри следовал за ним, и не возвращался к разговору о еженедельнике, но время от времени позволял себе высказывать более или менее скрытый упрек.

— Подготовленное или нет, любое выступление в настоящий момент ни к чему не ведет, — сказал Анри.

— Это вы так говорите, — возразил Дюбрей. — Если бы за нами стояли денежные средства, уже организованная группа, газета, нам, возможно, удалось бы всколыхнуть общественное мнение.

— В этом нет никакой уверенности, — сказал Анри.

— Главное, хорошенько понять: чтобы появились хоть какие-то шансы на успех нашего начинания, когда представится случай, надо все готовить заранее.

— Для меня случая не представится, — ответил Анри.

— Да полно! — возразил Дюбрей. — Мне смешно, когда вы говорите, что с политикой покончено. Вы такой же, как я. Вы слишком много ею занимались, чтобы не заняться вновь. Вы опять попадетесь.

— Нет, потому что я скроюсь, — весело отвечал Анри. Глаза Дюбрея загорелись:

— Предлагаю пари: вы и года не проживете в Италии.

— Я принимаю пари, — с живостью отозвалась Надин. Она повернулась к матери: — А ты как думаешь?

— Не знаю, — сказала Анна. — Это зависит от того, понравится ли вам там.

— Как же нам может там не понравиться? Ты видела фотографию дома: разве он не красив?

— Выглядит очень красиво, — ответила Анна. И вдруг поднялась: — Прошу прощения. Я очень хочу спать.

— Я поднимусь с тобой, — предложил Дюбрей.

— Постарайся заснуть этой ночью, — сказала Надин, целуя мать. — Уверяю тебя, ты скверно выглядишь.

— Я буду спать, — ответила Анна.

Когда за ней закрылась дверь, Анри вопросительно посмотрел на Надин:

— Анна действительно выглядит усталой.

— Усталой и мрачной, — с обидой заметила Надин. — Если она так сожалеет о своей Америке, могла бы там остаться.

— Она не рассказывала тебе, как там все прошло?

— Выдумал тоже! Она такая скрытная, — сказала Надин. — Впрочем, мне никогда ничего не говорят, — добавила она.

Анри с любопытством взглянул на нее:

— У тебя странные отношения с матерью.

— Почему странные? — с досадой спросила она. — Я очень люблю ее, но зачастую она меня раздражает, думаю, и я ее тоже. Не такая уж это редкость, таковы семейные отношения.

Анри не настаивал; однако его это всегда удивляло: обе женщины готовы были умереть друг за друга, а между тем что-то у них не ладилось. В присутствии матери Надин становилась гораздо агрессивнее и упрямее. В последующие дни Анна старалась казаться веселой, и Надин успокоилась; и все-таки по-прежнему создавалось впечатление, что гроза может разразиться с минуты на минуту.

В то утро Анри увидел их из своей комнаты, когда они рука об руку с громким смехом выходили из сада; а когда двумя часами позже они снова пересекали лужайку, Анна несла в руках батон хлеба, Надин — газеты, и похоже было, что они поссорились.

Наступило время обеда. Анри сложил свои бумаги, вымыл руки и спустился в гостиную. Анна с отсутствующим видом сидела на краю стула; Дюбрей читал «Эспуар-магазин», а Надин, стоя рядом с ним, поджидала Анри.

— Привет! Что нового? — спросил Анри, улыбаясь всем.

— Вот это! — сказала Надин, показав на газету. — Надеюсь, ты пойдешь и набьешь морду Ламберу, — сухо добавила она.

— А! Уже началось? Ламбер мешает меня с дерьмом? — с улыбкой спросил Анри.

— Если бы только тебя!

— Держите, — сказал Дюбрей, протягивая Анри газету.

Статья называлась «Сами во всем расписались». Ламбер начинал с того, что в который раз сожалел о пагубном влиянии, которое оказывал Дюбрей: это его вина, если после блестящего начала Анри утратил весь талант. Затем Ламбер вкратце излагал роман Анри с помощью урезанных и нелепо склеенных цитат. Под предлогом дать разгадку книге с зашифрованными персонажами, хотя на самом деле она таковой не была, он приводил множество подробностей — частью верных, частью лживых — относительно личной жизни Анри, Дюбрея, Анны, Надин, отобранных таким образом, чтобы выставить их и отвратительными, и смешными.