Амели Нотомб - Влюбленный саботаж

Я читала только две книги: Библию и "Тысяча и одна ночь". Это скверное чтиво заразило меня средневосточной сентиментальностью, которой я уже в то время стыдилась. Эти книги стоило подвергнуть цензуре.

И в эту минуту я поистине боролась с ангелом, и мне казалось, что, как Иаков, я побеждаю. Я не моргала, а мой взгляд меня не выдал.

Я не знаю и никогда не узнаю, были ли слезы Елены искренни. Если бы я это знала, то могла бы точно сказать, было ли то, что потом произошло, случайностью или блестящей игрой.

Может быть, и то и другое сразу, поскольку она рисковала.

Она опустила глаза.

Это признание своего поражения было красноречивее, чем, если бы она моргнула.

Она даже опустила голову, как бы подчеркивая, что проиграла.

И по закону земного притяжения это движение головы опустошило запас ее слез. Я увидела два тихих ручейка, скользнувших по ее щекам.

Значит, я выиграла. Но эта победа была невыносима.

Я заговорила, я сказала все, что нельзя было говорить:

- Елена, я солгала. Я уже целый месяц притворяюсь.

Два глаза взметнулись вверх. Я увидела, что она совсем не удивлена, а просто настороже.

Было слишком поздно.

- Я люблю тебя. Я не переставала тебя любить. Я не смотрела на тебя, потому что так было велено. Но я все-таки незаметно смотрела на тебя, потому что я не могла на тебя не смотреть, потому что ты самая красивая и потому что я люблю тебя.

Девчонка менее жестокая уже давно бы сказала "Хватит! Замолчи!". Елена молчала и смотрела на меня с медицинским интересом. Я это прекрасно видела.

Оплошность как алкоголь: быстро понимаешь, что зашел слишком далеко, но вместо того, чтобы благоразумно остановиться, чтобы не натворить еще больше бед, поддаешься какому-то хмельному вихрю, который несет тебя вперед. Это странная ярость, и кажется, что причина ее кроется в гордости: орать, что вопреки всем и вся у тебя была причина, чтобы напиться и обмануться. Упорствовать в заблуждении, как и в пьянстве, становится аргументом, вызовом здравому смыслу: раз я настаиваю на этом, значит я прав, что бы там ни думали. И я буду упрямо твердить одно и то же, пока не признают мою правоту. Я стану алкоголиком, я создам свою партию, пока я катаюсь под столом, а всем на меня наплевать, в надежде стать всеобщим посмешищем, уверенная, что через десять лет или десять веков, время, история или легенда признают мою правоту, хотя в этом уже не будет ни малейшего смысла, потому что время одобряет все, потому что у каждой ошибки и каждого порока будет своей золотой век, потому что ошибаются все, во все времена.

На самом деле, люди, которые упорствуют в своих заблуждениях - мистики, потому что в глубине души они всегда знают, что метят далеко и умрут задолго до того, как их лик запечатлеет История, но они рвутся в будущее с мессианским стремлением, уверенные, что о них вспомнят и что в золотой век алкоголиков скажут: "Он был нашим предшественником", и что в день апогея Идиотизма им поставят памятник.

Итак, в марте 1975 года я знала, что ошибаюсь. И поскольку во мне было достаточно веры, чтобы быть настоящей дурочкой, то есть иметь чувство чести, я решила унизить себя:

- Больше я не буду притворяться. Или буду, но ты будешь знать, что это неправда.

Тут я зашла слишком далеко.

Должно быть, Елена решила, что это уже не смешно. И она сказала с убийственным равнодушием, которое угадывалось в ее взгляде:

- Это все, что я хотела знать.

Она развернулась и медленно ушла, едва касаясь ножками грязи.

Я поняла, что проиграла, но не могла оставить все как есть. И потом, я считала, что меня слишком быстро поставили на место, я еще не успела насладиться своей ошибкой.

Я бросилась по грязи вдогонку за красавицей.

- А ты, Елена, ты меня любишь?

Она кинула на меня вежливый отсутствующий взгляд, который был красноречивым ответом, и пошла дальше.

Это было как пощечина. Щеки мои горели от гнева, отчаяния и унижения.

Гордость может свести с ума и заставить забыть о чувстве собственного достоинства. А если здесь замешана безумная поруганная любовь, чувства могут выйти из берегов.

Одним скачком по грязи я настигла мою возлюбленную.

- Ну, нет! Это слишком просто! Если ты хочешь меня помучить, смотри, как я мучаюсь.

Зачем? Разве это интересно? - сказала она невинным голосом.

Не важно. Ты хотела, чтобы я страдала, значит, ты будешь смотреть, как я страдаю.

Разве я чего-то хотела от тебя? - сказала она голосом нейтральным, как сама Швейцария.