Амели Нотомб - Влюбленный саботаж

Ты, Елена, ты была прекрасна и медлительна - потому что ты одна могла себе это позволить. Ты всегда шагала так неторопливо, словно затем, чтобы позволить нам подольше полюбоваться тобой. Ты приказала мне, сама того не зная, быть собой, то есть стать вихрем, сумасшедшим метеором, опьяневшим от бега.

На восьмидесятом круге свет помутился в моих глазах. Лица детей стали черными. Последний гигантский вентилятор остановился. Мои легкие взорвались от боли.

Я потеряла сознание.

Я пришла в себя дома, в постели. Мать спросила меня, что произошло.

Ребята сказали, что ты бегала без остановки.

Я упражнялась.

Пообещай мне больше так не делать.

Не могу.

Почему?

Я не удержалась и все рассказала. Мне хотелось, чтобы хоть кто-нибудь знал о моем подвиге. Я согласна была умереть от любви, но пусть об этом узнают.

Тогда мать стала объяснять мне, как устроен мир. Она сказала, что на свете существуют очень злые люди, которые, в то же время, могут быть очень привлекательными. Она заверила, что если я хочу, чтобы такой человек полюбил меня, то должна вести себя также жестоко, как он.

Ты должна вести себя с ней так, как она ведет себя с тобой.

Но это невозможно. Она меня не любит.

Стань такой, как она, и она тебя полюбит.

Эти слова не нашли отклика в моей душе. Мне казалось это нелепым: я не хотела, чтобы Елена стала похожей на меня. На что нужна любовь-близнец? Однако, я решила отныне следовать материнским советам, просто ради опыта. Я рассудила, что человек, научивший меня завязывать шнурки, не мог дать глупый совет.

К тому же подвернулся удобный случай проверить новый метод на практике.

Во время одной битвы Союзники захватили в плен главу немецкой армии, некоего Вернера, которого нам не удавалось поймать до сих пор, и который казался нам воплощением Зла.

Радости нашей не было предела. Теперь он у нас попляшет. Мы покажем ему, где раки зимуют.

Это означало, что мы сделаем с ним все, на что мы способны.

Генерала связали, как батон колбасы и заткнули рот мокрой ватой (смоченной в секретном оружии, разумеется).

Через два часа после интеллектуальной оргии угроз, Вернера сначала отвели на вершину пожарной лестницы и подвесили над пустотой на четверть часа на не слишком прочной веревке. По тому, как он извивался было ясно, что у него сильно кружится голова.

Когда его втащили на платформу, он был весь синий.

Тогда его снова спустили на землю и подвергли классической пытке. Его на минуту окунули в секретное оружие, а потом над ним потрудились пятеро прекрасно накормленных блюющих.

Все это было хорошо, но мы так и не утолили жажду крови. Ничего больше не приходило нам в голову.

И я решила, что мой час настал.

Подождите, - проговорила я таким торжественным голосом, что все стихли.

Я была самой младшей в армии, и на меня смотрели снисходительно. Но то, что я сделала, возвело меня в ранг самых свирепых бойцов.

Я приблизилась к голове немецкого генерала.

И произнесла, как музыкант перед тем, как сыграть отрывок "allegro ma non troppo":

Пусть стоит тут, только без рук.

Голос мой был сдержанным, как у Елены.

Я повела себя правильно, и все это на глазах у Вернера, корчившегося от унижения.

Пробежал легкий ропот. Такого никогда раньше не видели.

Я медленно удалилась. Лицо мое было бесстрастным. Меня распирало от гордости.

Слава настигла меня, как других настигает любовь. Малейший мой жест казался мне августейшим. Я чувствовала себя, как на параде. С чувством превосходства я смерила взглядом пекинское небо. Мой конь мог мною гордиться.

Дело было ночью. Немца бросили на произвол судьбы. Союзники забыли о нем, так сильно их поразило мое преображение.

На следующее утро родители нашли его. Его одежда и волосы, смоченные в секретном оружии, покрылись инеем, также как куски рвоты.

Парень свалился с жутким бронхитом.

Но это было ничто по сравнению с моральным ущербом, который ему нанесли. И когда он рассказывал обо всем родителям, им показалось, что он тронулся умом.

В Сан Ли Тюн конфликт между Востоком и Западом достиг апогея.

Гордость моя не знала границ.

Моя слава быстро облетела Французскую школу.

Неделей раньше я уже упала в обморок. А теперь все узнали, какое я чудовище. Без сомнения, я была знаменательной личностью.

Моя любимая узнала об этом.

Следуя советам, я делала вид, что не замечаю ее.

Однажды во дворе школы свершилось чудо - она подошла ко мне.

Она спросила меня слегка озадаченно: