Ульмас Умарбеков - Рассказы

— Приехали. Подъем, сестричка! — громко сказал Назир и сразу почувствовал — легче стало на душе. — Посмотрите, звездная ночь, красота, а то все проспать можно!

Женщина тихонько подняла голову, просыпаясь, терла кулачком глаза.

— Уже приехали? Ну и выспалась же я!

Назир остановил машину у стройтреста.

— Здесь сойдете?

Женщина открыла дверцу, спрыгнула с подножки на землю.

— Спасибо! Большое спасибо!

— Вы, наверное, скоро… Я подожду, довезу до дома.

— Спасибо… Я живу здесь, напротив. Может, зайдете?

Назир улыбнулся.

— Да нет, уже поздно, а мне еще к другу завернуть надо, поговорить… До свидания!

Он посмотрел женщине вслед. На душе у него было спокойно. Закурив, он развернул машину и поехал.

И снова эта знакомая дорога, и звездочка, похожая на инжир, зовет домой, указывает путь — не заблудись! Манит и манит, и ехать к ней можно бесконечно долго, и она не устанет светить.

Да-а, вот так история получилась! Человек старый, почтенный и даже мимо тюрьмы-то никогда не ходивший сидит вместе с мошенниками и мелкими воришками — осужден на три года. Два завсегдатая районной тюрьмы, Сашко и Франт-Туляган, хорошо знавшие уголовный кодекс, пробовали объяснить старику, почему, мол, суд прав, и чего он, старый, не понимает, но не сумели и отступились. Не согласен старик с их объяснением, хотя и признан виновным в смерти человека.

Родные и знакомые не забывают старого Сулеймана, несут узелки с лепешками и кастрюльки с пловом. Только тюрьма не чайхана, — не лезет все это в горло… Сам председатель колхоза дважды приезжал к старику, а уж о старухе-то его и говорить нечего — ходит у ворот лагеря, точно курица, не успевшая в курятник попасть. И кто бы ни пришел к Сулейману — председатель ли, старуха, родственник или просто знакомый, — всех встречает старик со слезами на глазах: его начнут утешать — он успокоиться не может. Несчастье свалилось на голову, чего уж тут, и словами горю не поможешь.

А все начиналось так славно! Старый Сулейман-ата только что вышел на пенсию, и поскольку всю жизнь занят был трудом, теперь не знал, куда себя деть, тосковал по работе. В руках сохранилась еще сила, и ноги держали хорошо, и глаза могли пока что отличать рис от курмака. Случалось, правда, и такое, что ныла поясница, — но ведь от этого не помирают… Поноет — и пройдет, особенно если теплое сразу приложить.

Как же при таком-то здоровье сидеть дома? Правда, днем старик возился у себя на бахче, а вечером шел в чайхану — ту, что в таловой роще, — колхоз специально для стариков построил, и все же чувствовал себя Сулейман-ата никому не нужным, праздным человеком.

В чайхане он поначалу рассеивался, видя таких же, как он сам, пенсионеров, но потом дурные мысли возвращались, и все надоедало, выводило из себя, и он часто ворчал без причины.

Чайханой заведовал безногий Гулам-ака, бывший фронтовик. Раз есть заведующий, должны быть и подчиненные, но у безногого чайханщика их не было, а управляться ему одному было трудновато, и потому в чайхану по очереди приходили после школы его внуки — помочь. Наверное, из-за них и повесил Гулам-ака в чайхане объявление: «Распивать спиртные напитки запрещено». И ниже подпись: «Заведующий чайханой Гулам Карабаев». Раньше Сулейман-ата не обращал на объявление внимания, но сегодня разозлился: «И что за жизнь такая пошла — выпить человеку спокойно не дадут! И заведующий-то безногий…»

— Эй, хромой, — крикнул он чайханщику, — что это, раньше ты на кипятке выгадывал, а теперь и на заварке руки греешь?

Гулам-ака понимал, отчего чувствует себя не в своей тарелке и злится друг, и не упустил случая подразнить его:

— Таким старым вредно пить крепкий чай! Что ни говори — сердце пенсионного возраста. Еще перед старухой отвечать придется!

— Вот хромой шайтан! Был бы у тебя чай всегда такой крепкий, как твой язык!

Гулам-ака рассмеялся и, стуча деревяшкой по доскам пола, принес другу чайник свежего чаю.

В чайхане обычно пусто, чаще других появляются здесь двое, Халпаранг-ата, тот, что крив на один глаз, и Хакимбек-ата, Сулейман всегда рад их приходу. «Не один я бездельничаю», — думает он, приветствуя стариков.

Несмотря на грозное объявление, друзья скидываются на бутылку и посылают дежурного внука Гулама-ака в магазин. Старый Халпаранг мастер готовить плов, сделает — пальчики оближешь, А пока плов будет париться в своем котле, старики коротают время за беседой — откуда только слова берутся, — вспоминают обо всем и обо всех, а потом и споют еще…