Ульмас Умарбеков - Зеленая звезда (Человеком быть, это трудно)

— Это верно. Однако, Шаходат, было бы неплохо припасти что-нибудь на черный день.

— Ну, ты не из таких. Да и я тоже… — Шаходат-хола задумалась.

— А ты у меня хорошая жена, Шаходат. Если я, на твое счастье, оправлюсь — достану тебе звезду с неба, только скажи — и достану.

— Сначала тебе надо выздороветь, а там посмотрим. Так что же тебе приготовить на обед? Что это за еда, будь она неладна, без соли и без жира?!

Шаходат-хола направилась к очагу.

Абдулла же в это время предвкушал радость новой встречи с Гюльчехрой, как бросится она к нему, как засияют ее черные глаза. Да, разумеется, так и будет, но с каждым разом все сильнее Абдулла ощущал, что чего-то не хватает в их отношениях. Особенно в последний год. Он, конечно, знал, чего не хватает, вспоминая тот свой давнишний сон, и смущался, и надеялся, что это может произойти. Однако Гюльчехра как будто не понимала этого или же делала вид, что не понимает. Когда Абдулла увлекался и начинал переходить границу, она тут же переводила все в шутку или отвлекала его чем-нибудь. Захлебываясь, рассказывала она ему о своих делах. Есть у нее одна большая тайна, о которой знают только два человека: Абдулла и Самад. Тайна эта появилась у Гюльчехры, когда она перешла на третий курс. Девушка задумала сделать макет Мингбулака, рассказала об этом Самаду и, не откладывая, принялась за работу. Когда Абдулла спросил, для чего ей макет, она, рассмеявшись, ответила:

— Покажу раису.

Создание уменьшенной копии старого кишлака потребовало много времени и труда. Комната Гюльчехры постепенно превращалась в мастерскую.

Ганишер-ака не мог понять, зачем дочь натащила в комнату столько всякого хлама. Да еще засиживается до полуночи, что-то мастерит. В игрушки, что ли, играет, как Алишер? Однажды он прямо спросил у нее, что все это значит.

— Это нужно для моей работы, — услышал он ответ.

Порой Ганишер-ака подолгу рассматривал маленькие игрушечные домики на большом листе фанеры.

— Зачем это? — спрашивал он у дочери. — Что ты делаешь-то? Я ничего не понимаю.

Как-то раз Гюльчехра и Самад принесли откуда-то проволоки и наделали из нее целую рощицу маленьких деревьев. Неслышно вошел в комнату Ганишер-ака и уставился на почти уже готовый макет.

— Да ведь это же наша плотина! — вдруг угадал он.

Молодые люди рассмеялись.

— Правильно! — воскликнула девушка. — А теперь отыщи и наш дом, ну-ка, отец?

Ганишер-ака перевел взгляд с дочери на макет:

— Вот чудеса-то! Что ты собираешься с этим делать? Ведь это же наш Мингбулак?

— Он самый, — промолвил Самад. — Ну как, хорош?

Ганишер-ака снова стал смотреть на кривые узкие улочки, на осыпавшиеся стены, на камышовые крыши…

— Очень похоже, — сказал он под конец. — Да, неказистый у нас кишлак. Нельзя, что ли, было покрасивее его сделать?

— Ну уж нет! — Гюльчехра улыбнулась. — Вот потому, что он некрасивый, мы и создаем его макет. Мы поставим этот макет в правлении. Пусть все смотрят. Разве можно жить в таком кишлаке? Ведь это стыдно!

— Колхоз у нас богатый, разве не правда? — подхватил Самад. — Нужно строить новый кишлак, новые красивые дома, новые широкие асфальтированные улицы. А то сейчас пройдет машина — весь кишлак в клубах пыли. И потом обязательно нужно построить клуб, а то вечером молодежи деваться некуда. Разве не так?

— Так вот вы что хотите… — протянул растерянно Ганишер-ака.

— Да, — подтвердил Самад. — Ваша дочь сделает и макет нового кишлака. Потом выставим его на обсуждение. Если будет одобрен, постепенно приступим к строительству.

— Вот что, — решительно проговорил Ганишер-ака. — Я сейчас пойду расскажу обо всем раису…

— Нет, не надо спешить, — удержал его Самад. — Всему свое время. Макет нового Мингбулака пока только в голове у вашей дочери…

Об этом случае Гюльчехра со смехом рассказала Абдулле, и ему тогда же захотелось посмотреть на этот макет. Но девушка не согласилась:

— Он еще не готов. Только наметки. На бумаге. А потом… потом, я стесняюсь тебе его показывать…

— Почему? — удивился Абдулла.

— Это моя первая самостоятельная работа. Может быть, она неудачна. Сначала я должна посоветоваться со своими преподавателями.

— Самаду показываешь, а мне так нет, — с легкой обидой в голосе сказал Абдулла.

— Самаду нельзя не показать. Ведь он у нас комсомольский секретарь. И потом, над макетом старого кишлака мы работали вместе. Да ты, я вижу, обиделся? Ну что ты, Абдулла…

Абдулла отвернулся: