Гюльчехра в детстве напоминала отца, была отчаянной девчонкой. Ни в чем не уступала она кишлачным мальчишкам. Чуть не каждый день приходила с улицы разлохмаченная, в ссадинах и царапинах. Мать бранила ее, а Ганишер-ака гордился дочерью. И Гюльчехра чувствовала себя свободно, понимая, что отец не даст ее в обиду.
До сих пор еще Абдулла помнит… В первые годы после войны жил в кишлаке один человек по имени Дадабай-амаки. Работал он в геологической партии. Уходил на утренней заре и возвращался домой поздно вечером. Одевался Дадабай-амаки всегда одинаково: носил короткие брюки с заплатами на коленях и даже в жаркие летние дни не снимал с головы остроконечной буденовки. Он, можно сказать, не участвовал в жизни кишлака, но почему-то имя его всегда произносилось с большим уважением. Почему так было — дети не знали. Дадабай-амаки был немногословен, иной раз вообще не здоровался, вот дети и недолюбливали его, и даже побаивались.
Как всегда, Абдулла приехал в кишлак на летние каникулы. Кажется, он тогда окончил третий класс. И вот Гюльчехра повела его к дому Дадабая-амаки.
— Посмотри-ка вон туда, — сказала она, показывая на глиняную крышу.
Абдулла сначала ничего особенного не увидел. А потом около дымовой трубы заметил какое-то странное существо.
— Что это такое? — спросил он, ничего не понимая.
— Орел! — прошептала Гюльчехра. — Беркут! Дадабай-амаки принес его вчера. Сейчас я тебе его покажу как следует.
Гюльчехра перешла на другую сторону улицы и бросила на крышу небольшой камешек. Орел вздрогнул и повел из стороны в сторону крючковатым клювом. Потом, нахохлившись, медленно обошел вокруг трубы. К одной его ноге была привязана цепь.
— Зачем он Дадабаю-амаки?
— Не знаю, — ответила Гюльчехра. — Может, он его оставил дом сторожить?
— Не может быть, — сказал Абдулла.
— Почему не может быть? Собака ведь сторожит?
— То собака…
— Если хочешь знать, беркут сильнее собаки.
Долгое время они стояли на улице и глазели на большую птицу.
— Ты знаешь, — заговорила Гюльчехра, — мне так его жалко…
— Почему?
— Наверно, он голодный. Дадабая-амаки целый день дома не бывает.
— Давай дадим ему что-нибудь поесть, — предложил Абдулла.
— А что? — Гюльчехра покачала головой. — Ведь беркуты едят сырое мясо!
— Ну вот и дадим ему!
— А откуда достанем? Было бы у нас мясо, мама давно бы уж суп сварила.
Тогда в кишлаке с мясом было трудно. Не так уж много лет прошло после войны…
Дети задумались.
— Может, он хлеба поклюет? — спросила с надеждой Гюльчехра. — Вчера мама испекла кукурузных лепешек.
— Не знаю! Ведь орел не курица, — важно сказал Абдулла. — Ну все же давай попробуем.
Гюльчехра сбегала домой за лепешками, и вскоре румяные толстые корки полетели на крышу Дадабая-амаки. Однако беркут не обращал на них внимания. Он даже не шевельнулся.
— Плохо дело, — сказал Абдулла.
Гюльчехра всхлипнула.
— Ты что плачешь?
— А почему он не ест?! Ведь он голодный, голодный, как ты не понимаешь…
— Ты погоди, — нахмурился Абдулла. — Не плачь, мы что-нибудь придумаем…
— А что придумаем? — вытирая глаза, спросила Гюльчехра.
— Подождем Дадабая-амаки. Посмотрим, чем он его кормит… Спрячемся вот тут за деревом.
В тот день до позднего вечера ждали они Дадабая-амаки. Наконец он появился с большой сумкой в руке, открыл дверь и зашел в дом.
Через некоторое время он зажег фонарь и поднялся на крышу, что-то бормоча про себя. Дети так ничего и не расслышали. Дадабай-амаки взял беркута под мышку и спустился вниз. Поставил фонарь посреди двора, высыпал какие-то темные куски из сумки на землю. Беркут сразу же начал клевать.
— Натерпелся ты, бедняга, натерпелся, — услышали дети голос Дадабая-амаки.
— Он дает ему мясо, — прошептал Абдулла на ухо Гюльчехре.
Немного погодя Дадабай-амаки отнес орла на крышу, и дети разошлись по домам. Утром они снова пришли посмотреть на беркута.
Как и вчера, он сидел, нахохлившись, около трубы.
— Почему Дадабай-амаки сказал, что орел натерпелся? Ты понял что-нибудь? — спросила Гюльчехра.
— Нет, не понял.
— Мясо доставать трудно. Дадабай-амаки редко его кормит. Вот орел и натерпелся… — объяснила Гюльчехра.
— Может, и так, не знаю.
— Чего там не знать, точно. — Гюльчехра вдруг подтолкнула Абдуллу плечом: — Может, нам его выпустить?
Абдулла замотал головой:
— Дадабай-амаки крик подымет…
— А откуда он узнает, что это мы сделали? Покричит и перестанет. Орел подохнуть может на цепи, а мы цепь снимем. Пусть летит.
Читать дальше