Болеслав Прус - Дворец и лачуга

В день, когда начинается наше повествование, около шести часов вечера три человека сидели в первой комнате описанного нами дома: Гофф, его дочь Констанция и ее девочка лет двух-трех, Элюня.

Разительно похожи были друг на друга девочка и мать. Те же светлые волосы, те же большие серые впалые глаза, истощенные болезненные лица, наконец одинаковое платье, изношенное и черное, которое мать носила уже несколько лет, а дитя бессменно.

Больная женщина шила что-то на руках, больное дитя, сидя у открытого окна, играло выброшенным колесиком машины, а старик монотонным голосом читал библию:

- "Был человек в земле Уц, имя его Иов; и был человек этот непорочен, справедлив и богобоязнен и удалялся от зла".

Старик умолк и глянул в окно. Зеленый тростник колыхался на болотце, от дуновения ветра вздрагивали сухие ветки мертвых деревьев, а по небу медленно ползли продолговатые белые облака.

Гофф продолжал:

- "И родились у него семь сыновей и три дочери".

На пустой участок опустилось несколько воробьев, которые искали между камешками зерен и кричали: чирик! чирик! - на что лягушки из болота отвечали им: ква-ква-ква! К этим звукам присоединилось доносящееся издали кудахтанье курицы, сзывающей цыплят.

- "Сыновья его сходились, делая пиры, каждый в своем доме в свой день и посылали и приглашали трех сестер своих есть и пить с ними".

Гофф отодвинул книгу, оперся головой на руку и пробормотал:

- У меня уже нет сыновей, а моя дочь...

- Отец! - шепнула бледная женщина, с тревогой глядя в лицо отца.

- Дочь и дитя, обе больные, голодные. Да, но где же мне взять? Ах! Беда!

- Бедя! - повторила играющая крошка.

"Так-так-так-так!" - бездумно поддакивали часы из другой комнаты.

Женщина опустила руки.

- Лучше всего быть воробьем, - бормотал старик. - Воробей улетает прочь от пустых закромов, но человеку никуда не деться от своего несчастья... о нет! Воробьята щебечут по целым дням, а мои дети кашляют... Нет, не справиться мне...

- Батюшка! Родной мой батюшка! Не говорите же так! Зачем себя мучить? умоляла дочь.

Старик махнул рукой.

- Что делать, когда дурные мысли сами лезут в голову?

- Батюшка, думайте о чем-нибудь другом. Такой хороший день, солнце пригревает.

- Но наша печка уже давно холодна. Да и на завтра нет ничего.

- Есть еще рубль, батюшка. Поиграйте немного с Элей...

- Элюня больна, о боже! - вздохнул Гофф.

- О, ляля! О, ляля! - закричал ребенок, протягивая ручки за окно.

- Что она болтает? - воскликнул, смеясь, Гофф. - Вот так ляля... Ну-ну!

- Это не ляля, Элюня, это коза, - сказала мать.

- Козя, - повторила девочка.

Лицо старика прояснилось; он пересел со стула на скамью и взял ребенка на руки, говоря:

- Зови ее, Элюня, зови так: козя, козя, бе-е!

- Козя, - повторило дитя, хлопая в ладошки.

- Козя... бе-бе! - кричал старик.

- Бе! - отвечала коза.

- Ха-ха-ха! - рассмеялся Гофф и снова заблеял.

Коза опять ответила.

- Скажи спасибо, Элюня, козе, что она отвечает, - вмешалась мать.

- Сибо, козя, сибо! - благодарила Элюня, подпрыгивая на руках восхищенного деда.

- Попроси, Элюня, козю, чтобы она привела тебе козленка!

- Изленка, - повторило дитя.

Коза тряхнула хвостом, мотнула несколько раз бородой и ушла, а на ее место прилетела стайка воробьев.

- А кысь! - крикнула Элюня.

- А кышь! - вторил дед.

- Скажи, Элюня: воробьи, - учила мать.

- Бобоби! - повторил ребенок.

Дед прямо-таки трясся от смеха; грусть на его лице и в его сердце рассеялась.

- Ну, зови, Элюня: воробей! - говорил старик.

- Болебей!

- Что за ребенок! Что за ребенок! - восхищался дед.

- Попроси, Элюня, деда, чтоб отдал маме челнок, - вставила мать.

- Тельнот! - ответила Элюня.

- Какой челнок? - спросил старик.

- От моей машины, что вы, батюшка, собирались починить.

- Починить? Ну, значит, и починю.

- Батюшка, милый, пусть ее лучше слесарь починит, - умоляла дочь.

Старик помрачнел.

- Думаешь, я не сумею?

- Но...

- Ты думаешь, - продолжал он, все более сердясь, - что старый сумасшедший уже ничего не может, кроме как возиться со своей глупой, как вы ее называете, машиной?

- Разве я когда-нибудь так говорила?

- Бубу! - крикнула девочка.

Лицо старика снова прояснилось; увидев это, мать сказала:

- Проси, Элюня, деду, проси: дай, деда, дай...

- Дяй, деда, дяй! - повторила Элюня.

- Ха-ха-ха! - смеялся старик, отирая выступившие на глазах слезы, - так и быть, отдам уж вам, отдам, раз "дяй"!

В глазах бедной женщины блеснула радость. Быть может, ей подумалось, что починенная машина вернет здоровье ее ребенку и даст хлеб всем им.