Болеслав Прус - Дворец и лачуга

Вторым был Гофф. Он сгорбился на своей постели, упершись руками в колени и уставившись неведомо куда и на что. Казалось, что громы и молнии уже не существуют для этой засыпающей души.

Два их товарища были просто оборванцы, каких ежедневно можно встретить во всех кабаках, участках и в сенях судов. Они принадлежали к прослойке, которая дает обществу в лучшем случае подпольных адвокатов, мелких посредников и шарманщиков, в худшем - воров, и во всяком случае лишенных и тени совести пьяниц и дармоедов.

Этих людей привел пан Лаврентий, чтобы они подписались под купчей на жалкую резиденцию Гоффа.

В другой комнате, покрытая дырявым одеялом, исхудавшая, как скелет, и желтая, как воск, лежала за ширмой Констанция. Возле нее, завернутая в лохмотья, спала больная Элюня, а в ногах у нее на поломанном стуле сидела старая нищенка с трясущейся головой и шептала молитвы.

Обернутая льняным лоскутом погребальная свеча и черное распятие на столе - все это вместе создавало картину, при виде которой, казалось, должны бы заплакать и мертвые стены.

Между тем общество в соседней комнате развлекалось.

- Эх, наше холостяцкое! - восклицал, поднимая стакан, господин, которого называли Гжибовичем, обращаясь к другому, именующемуся Радзишеком.

- Такой ты холостяк, как твоя жена девственница! - ответил другой, опрокидывая стакан в глотку.

- По правде сказать, - изрек, подумав немного, Гжибович, - надо бы сперва выпить за здоровье нашего хозяина... Разрешите? - прибавил он с оттенком робости.

- Кончайте скорей! - отвечал ростовщик и отвернулся к столу, на котором лежала бумага и другие письменные принадлежности.

- Ну что, куриные твои мозги, осадил тебя хозяин? А не лезь в другой раз, - сказал своему товарищу Радзишек.

- Эх, водка как водка, обыкновенная сивуха - только и всего!.. Но вот колбаса до черта хороша!

- Высший сорт! - объяснил Радзишек.

- Правда ли, сударь, - спросил Гжибович Лаврентия, - что некоторые колбасы делаются из свиней, откормленных трупами?

- Кончайте, - буркнул ростовщик.

- Спрашивает, а сам не знает, что уже раза три отведал своей матери-покойницы, - ответил Раздишек.

- И-и-их! Посмотрите на этого барина! Будто его не видели на свалке, как он на черепках валялся, подошвой прикрывался! - вознегодовал Гжибович.

- Молчи, дубина, а не то скажу слово, и так в тебя гром ударит, что сразу с копыт долой!

- Не кощунствуй! - вмешался Лаврентий.

- Он еще будет громы призывать, не слышит, холера, что на дворе творится! - дополнил Гжибович, указывая на окно, за которым непрестанно сверкали молнии.

В дверях появилось морщинистое лицо нищей.

- Сударь, - шепнула она Лаврентию, - больная требует духовника.

- Сейчас некогда, после!

- А ну как помрет?

- Пусть читает символы веры, надежды и любви с надлежащей скорбью о грехах, это будет для нее все равно что исповедь! - ответил Лаврентий.

Казалось, молния, пронзившая в этот момент черный свод туч, разразит негодяя, но она миновала его и ударила в сухое дерево. Гром небесный, предназначенный для его головы, еще дремал во всемогущей деснице.

- Молния ударила в дерево! - шепнул бледный Гжибович. - Закрой окно, ты, дубина!

- Черта с два его закроешь, когда его все перекосило, - ответил с гневом Радзишек. - Не бойся! - прибавил он. - Уж чему быть, того не миновать, хоть тебя на все запоры в Павяке{199} запри...

- Садитесь и пишите! - приказал Лаврентий. - А вы, господин Гофф, слушайте внимательно.

Гофф молчал, застыв в прежней позе.

- Господин Гофф! - повторил ростовщик.

Старик не шелохнулся.

- Сударь, эй, сударь!.. - заорал ему на ухо Радзишек, дернув его за руку. - Вернитесь-ка в свой номер, договор писать будем!..

- Слушаю! - ответил Гофф и вновь впал в задумчивость.

Два оборванца уселись за стол и взяли в руки перья.

- Что это там так стучит! - шепнул Гжибович, прислушиваясь к грохоту, доносившемуся с другой стороны дома.

- Наверно, ставни пооткрывало, вот они и стучат от ветра! - ответил невозмутимый Радзишек.

Снаружи на мгновение утихло, и вдруг снова ударил гром, да так близко, что задрожал весь дом, а в трубе посыпался щебень.

- Вот еще наказанье божье с этой грозой! - ворчал испуганный Гжибович, придерживая бумагу, которая вырывалась из-под его руки.

- Ишь какой стал нежный, точно баба... поглядите только на него! гневно крикнул Радзишек. - Ты думай о том, как бы кусок хлеба спроворить, а не о громах и молниях, да хоть бы в тебя и ударило...

- Пишите! - прервал ростовщик.