- Как ты к этому относишься?
- Молю бога, чтобы ниспослал вам свое благословение; а со своей стороны советую тебе перед венчанием заключить брачный контракт. Даже предлагаю свои услуги в этом деле, если ты не возражаешь.
Ада упала к ногам брата и, обняв его колени, начала целовать их, плача и шепча:
- Брат мой единственный, ты мне заменил отца, ты мне заменил мать! Ах, как я люблю тебя!
Сольский поднял сестру, усадил на диван, вытер ей слезы и, прижимая ее к своей груди, сказал:
- Неужели ты могла подумать, что я способен помешать твоему счастью?
- И это говоришь ты, Стефек, ты? Значит, он может просить у тебя моей руки?
- Ну конечно. Ведь я твой опекун.
Ада хотела снова броситься к ногам брата, но он не позволил. Снял с нее шляпу и пальто, стал успокаивать, так что она совсем развеселилась.
- Боже! - говорила она. - Как давно я не смеялась!
К чаю в кабинет Ады приковылял Дембицкий. Когда слуги ушли и они остались втроем, Стефан с нескрываемым волнением спросил:
- Что же, пан Дембицкий, с панной Магдаленой?
- Да ничего особенного, хочет принять постриг. Отец дал свое согласие, сегодня они писали какие-то прошения...
У Сольского потемнело лицо.
- Вы, пан Дембицкий, всегда невозмутимы, - вмешалась в разговор Ада.
Дембицкий устремил на Сольских кроткий взор.
- А почему я должен говорить иначе? - спросил он. - Ведь и она имеет право если не на счастье, то по крайней мере на покой.
После минутного молчания он прибавил:
- Больные, калеки, животные, даже преступники находят приют и соответствующие условия жизни. С какой же стати отказывать в этих правах душе на редкость благородной?
- То есть как это? - вспыхнул Сольский. - Неужели вы полагаете, что монашеское одеяние...
- Даст ей возможность опекать сирот, ухаживать за больными и помогать несчастным без риска быть обиженной и оклеветанной, - ответил Дембицкий. Она всегда чувствовала влечение к этому, и сейчас перед, ней открылось широкое поле.
Сольский пожал плечами и забарабанил пальцами по столу.
- Так, так... - заговорил он наконец. - А знаешь, Ада, кого я встретил в Вене? Людвика Круковского и его сестру. Редкостная пара чудаков! Они, оказывается, жили в Иксинове, были знакомы с Бжескими, а Людвик даже ухаживал за панной Магдаленой, но получил отказ. И все-таки ты даже не представляешь себе, с каким уважением отзываются они о всей семье Бжеских и особенно о панне Магдалене. Действительно, в этой девушке есть что-то неземное. А ведь самые подлые сплетни касались именно ее пребывания в Иксинове. Говорили, что она завела роман с каким-то старым майором, который якобы завешал ей свое имущество...
- Этот майор сейчас в Варшаве, - перебил его Дембицкий.
- И, что хуже всего, наговорили, будто из-за панны Магдалены застрелился какой-то почтовый чиновник. И все это - мерзкая ложь! - ударил Сольский кулаком по столу. - Чиновник действительно застрелился, но не из-за панны Магдалены, а из-за другой барышни, которая бесстыдно свалила на нее свою вину. Круковский рассказал мне эту историю со всеми подробностями.
- До тебя эта сплетня дошла в Варшаве? - спросила Ада.
- Конечно. Я поэтому и уехал за границу.
- Что же ты у меня не спросил?
- Ах, почем я знаю! Я тогда едва не помешался. Правда, пан Дембицкий пытался меня образумить, объяснял, как относилась к нам панна Магдалена. Я уже начал успокаиваться, когда до меня дошла эта сплетня о почтовом чиновнике и о завещании майора. И подумать только, что я вместе с этой безыменной сворой мерзавцев толкал ее на этот шаг...
Сольский в волнении сорвался с места и стал расхаживать по комнате.
- Это ребяческое решение, - говорил он, - запереть себя в монастыре! Живя в миру, она могла бы сделать гораздо больше добра. Ваш долг, пан Дембицкий, объяснить ей это. В распоряжении панны Магдалены будут такие же приюты, больницы, все, что хотите, но она будет пользоваться гораздо большим влиянием. Это... это дезертирство, - воскликнул он изменившимся голосом, это предательство по отношению к обществу! В мире слишком много женщин, которые думают о развлечениях, нарядах и флирте, а таких, как она, не хватает, и поэтому очень жаль, что...
- Стефан прав, - вставила Ада, бросив на старика суровый взгляд.
- Я делал все, что мог, - ответил Дембицкий, - приводил различные доводы, но... Аргументы способны воздействовать на спокойный рассудок, но они не могут излечить раненое чувство.
- Так скажите ей, что, погребая себя заживо в этой могиле, она изменяет... нет, не то слово... она обкрадывает человечество! Если она так набожна, - запальчиво продолжал Сольский, - пусть вспомнит притчу о зарытых талантах! Бог не затем одаряет людей большими достоинствами, чтобы они бежали в пустыню. Это хуже ненависти - это гордыня, презрение к человечеству!
Читать дальше