Дембицкий умолк и посмотрел на своих слушателей. Здислав лежал на диване с закрытыми глазами; около него сидела Мадзя и, держа брата за руку, не сводила глаз со старика.
- Вы не устали? - спросил Дембицкий.
- Нисколько! - воскликнула Мадзя.
- Напротив, - прибавил Здислав, - все это очень любопытно. Я чувствую, что вы вплотную подошли к решающим аргументам.
- Вы правы, - сказал Дембицкий, - я подошел к самой сути вопроса. Не знаю, будут ли новыми для вас те аргументы, которые я собираюсь привести. Во всяком случае, это мои аргументы, и, вероятно, поэтому я считаю их важными. А пока несколько вопросов. Согласны ли вы, что во всей сфере наших "знаний главной истиной является факт, что мы ощущаем, что мы способны ощущать?
- Разумеется, - ответил Бжеский.
- Согласны ли вы, что наше ощущение является основополагающим фактом? Иначе говоря, что с ним связано не только наше представление о том, что энергия, материя, свет и законы, которые управляют ими, существуют, но и о том, что они, быть может, и не существуют? Мы ведь можем думать о том, что вселенная когда-нибудь погибнет, что изменятся законы природы, что химические элементы подвергнутся разложению; но, думая об этих катастрофах, мы все равно ощущаем, что это наши мысли. Даже представляя себе собственную смерть и небытие, мы делаем это на основе ощущения: подумайте, мы даже небытие представляем себе на фоне нашего ощущения.
- Гм!.. Пожалуй, это верно, - пробормотал Здислав. - Впрочем, вопрос это сложный...
- Но, дорогой мой, - упрекнула его Мадзя, - не говори так! Что же в нем сложного?
- Ну, хорошо, пусть несложный.
- Вы хорошенько подумайте, - настаивал Дембицкий. - Я утверждаю, что механизм нашего ощущения может охватить гораздо больше той части природы, которую мы можем видеть и осязать. В нашем ощущении есть не только зеркала для отражения реальных явлений природы, но есть и ящички, в которых вырабатываются понятия, иногда совершенно противоречащие опыту. Мы, например, никогда не видели остывшего солнца, разрушенной земли, наконец, своего собственного тела в виде разлагающегося трупа. Но обо всех этих вещах мы можем думать...
- Вы хотите сказать, сударь, - перебил его Бжеский, - что человек обладает способностью фантазировать?
- Только это. Но существование фантазии доказывает, что наша душа это не фотографическая пластинка, отражающая чувственный мир, а скорее механизм, который перерабатывает наблюдения из внешнего мира.
- Понимаю.
- Вот и отлично! - продолжал Дембицкий. - А верите ли вы, что наша душа, или развитое ощущение, непроницаема? В том смысле, что я не могу проникнуть в ваше ощущение, а вы в мое?
- Верю.
- Прекрасно! А согласны ли вы с тем, что наше ощущение, то есть душа, едино и монолитно, несмотря на то, что у него существуют такие разновидности, как внутренние и внешние ощущения, память, воображение, желания, радости, гнев и тому подобное?
- Ну, об этом еще можно поспорить...
- Но очень недолго, - перебил Здислава старик. - Ведь то, что мы называем природой, состоит из множества отдельных предметов. Существуют отдельные деревья, отдельные коровы, отдельные мухи, отдельные песчинки, отдельные люди, отдельные лучи света и отдельные изменения, которым подвержены эти лучи. Меж тем в нашей душе так сильно стремление к единству, что мы и природе приписываем единство и говорим: лес, стадо, рой, песчаная отмель, общество, оптика. Все научные теории и все произведения искусства, все занятия человека и все промышленные изделия возникли по той причине, что наша душа упорно навязывает свойственное ей единство тому бесконечному многообразию, которое царит в природе. Правда, существуют предметы, которые на первый взгляд кажутся однородными, например, стол, вода, стена. Однако эта мнимая однородность объясняется лишь несовершенством наших органов чувств; ведь на деле стол, вода и стена состоят из частиц, а те, в свою очередь, из не связанных между собой атомов. Короче говоря, наша душа настолько цельна, что с непреодолимой силой навязывает свою цельность всему окружающему. Она только тогда признает разнообразие, когда ее насильно принуждают к этому органы чувств, которые все время пытаются нарушить цельность представления.
- Похоже, что это действительно так, - пробормотал Бжеский.
- А сейчас я докажу вам правильность моего главного утверждения, которое звучит так: "То, что химики называют материей, не может быть субстанцией, в которой рождается ощущение". То есть ни жиры, ни фосфор, ни их соединения, никакие клетки и нервные волокна...
Читать дальше