- Кто они такие? Они муж и жена? - спрашивала какая-то дама.
- Муж и жена, да венчались без ксендза! - со смехом ответил какой-то господин.
- Откуда же у них такая дружба с панной Бжеской?
- Как откуда? Панна Стелла эмансипированная, да и панна Магдалена тоже, вот и свели дружбу. Эмансипированные друг за дружку держатся, как евреи или фармазоны.
На улице Ментлевич встретил почтового чиновника. Пан Цинадровский был в крайнем возбуждении.
- Вы сегодня видели панну Евфемию? - сказал он, схватив Ментлевича за полу. - Даю слово, я либо Круковскому, либо ей пущу пулю в лоб, если он будет играть с нею на концертах.
- Ах, дурачок! - со вздохом воскликнул Ментлевич. - Да Круковский о ней столько же думает, сколько и я...
- Вы уверены? - с радостью в голосе спросил Цинадровский.
Ментлевич пожал плечами и: не отвечая на вопрос, заговорил как будто про себя:
- И в чем перед ними провинился Сатаниелло? Чего они привязались к панне Магдалене?
- Ни в чем Сатаниелло перед ними не провинился, - прервал его Цинадровский, - и панна Магдалена тоже... Они уже несколько дней готовили этот скандал. Тут кое-кто из барышень и дам рассердился на панну Магдалену за то, что она устроила концерт без них. А аптекарь в ложке воды утопил бы доктора Бжеского. Порядочные люди, вот все на них и ополчились! Так всегда бывает, - со вздохом закончил почтовый чиновник.
Простившись с Цинадровским, который пошел в ту сторону, где жил заседатель, Ментлевич направился на старый постоялый двор. В темных сенях он столкнулся с мужчиной и узнал провизора, пана Файковского.
- Что вы здесь делаете? - спросил у него Ментлевич.
- Ничего... Я был у них, только ради бога никому об этом не говорите...
- Чего это ваш старик поднял сегодня такой шум на концерте?
Пан Файковский сжал кулаки и прошептал:
- Дурак он, старый торгаш! Ему бы мыло продавать, торговать селедками, а не держать аптеку! Что он понимает в декламации, в пении! Панна Стелла пела, как соловей, как Довяковская, а он толкует, будто у нее плохая школа. Слыхали? О школе пения судит мужлан, который едва кончил начальную школу! Боже, как бы мне хотелось уйти от него!
Провизор был в таком отчаянии, что Ментлевич и не пытался его успокоить. Он простился с паном Файковским и постучался к актерам.
- Войдите! - хриплым голосом крикнул Сатаниелло.
Большая комната показалась Ментлевичу огромной при тусклом свете двух свечей, которые напомнили ему, что для концерта он на собственный счет купил десять фунтов свечей. В полутьме Ментлевич все же разглядел Сатаниелло, который широким шагом расхаживал по комнате, и Стеллу, которая сидела на диванчике около своих привялых букетов. На комоде между свечами лежал лавровый венок из жести, окрашенной в зеленый цвет. Это был дар поклонников Сатаниелло, преподнесенный ему не то в Соколове, не то в Венгрове.
Стелла вытирала платочком глаза; Сатаниелло довольно грубо спросил у Ментлевича:
- Ну, сколько выручили за концерт?
- Около ста рублей, - ответил Ментлевич.
- Вы, сударь, тоже думаете, что нам не удастся устроить еще один концерт?
Ментлевич пожал плечами. У него не было никакой охоты устраивать новый концерт для того, чтобы пан Круковский, снискав себе славу, еще назойливей стал ухаживать за Мадзей.
- Вот видишь! - крикнул Сатаниелло своей подруге. - Я тебе говорил, что мы заплатим боком за непрошеное покровительство панны Бжеской. Вооружили против себя более сильную партию и теперь получили за свое...
- Но, милый, они ведь на тебя рассердились! Ты слишком живо жестикулируешь.
- Что? Так я плохо декламирую? - прервал ее Сатаниелло.
- Ты замечательно декламируешь, но своими жестами так потрясаешь публику, что ей кажется, будто ты бранишься...
- Потрясать - это призвание артиста! - воскликнул Сатаниелло. - Я только тогда властвую над толпой, когда поднимаю ее в небеса и свергаю в пропасть, ласкаю ей звуками ухо или бичую ее сарказмом... Пан Ментлевич, прибавил он вдруг, - мы только завтра получим деньги?
- Около полудня.
- И подумать только, - с жаром продолжал Сатаниелло, - и подумать только, что мы могли дать два концерта по сто рублей и третий ну хоть за пятьдесят... Чуть не три месяца отдыха!
- Сомневаюсь, - прервал его Ментлевич. - Город бедный, а деревенскую публику не расшевелишь...
- И городских явилось бы больше, да и деревенских, - говорил Сатаниелло. - Разве не сказал мне сегодня кто-то из публики: сударь, я бы что-нибудь отнес в заклад, только бы услышать еще раз вашу декламацию... Но, что поделаешь, нам протежировала панна Бжеская, личность непопулярная...
Читать дальше