- Я вижу, ты чертовски занят; так лучше сразу передай дело юристу.
- Хорошо... хорошо... - отвечал Вокульский, не сознавая, что ему говорит пан Игнаций. В эту минуту он думал о развалинах Заславского замка, где впервые увидел слезы на глазах панны Изабеллы.
"Сколько в ней благородства... Какая утонченность чуств! Не скоро еще познаю я все сокровища этой прекрасной души..."
Он теперь по два раза в день ездил к Ленцким, а если не к ним, то по крайней мере в те дома, где бывала панна Изабелла, где он мог смотреть на нее, обменяться с ней несколькими словами. Пока что ему этого было достаточно, а о будущем он не смел думать.
"Мне кажется, я умру у ее ног... - говорил он себе. - Ну и что же? Умру, глядя на нее, и, может быть, целую вечность буду ее видеть. Кто знает, не заключена ли вся будущая жизнь в последнем ощущении человека?.."
И повторял за Мицкевичем:
И сколько лет спать буду так - не знаю...
Когда ж велят с могилой распроститься,
Ты, об уснувшем друге вспоминая,
Сойдешь с небес, поможешь пробудиться!
И, ощущая вновь прикосновенье любимых рук,
К груди твоей прильну я;
Проснусь, подумав, что дремал мгновенье,
Твой видя взор, лицо твое целуя!{319}
Несколько дней спустя к нему влетел барон Кшешовский.
- Я уже два раза заезжал к вам! - воскликнул он, возясь со своим пенсне, которое, казалось, составляло единственный предмет его жизненных забот.
- Вы? - удивился Вокульский. И вдруг вспомнил о том, что ему рассказывал Жецкий, а также о двух визитных карточках барона, которые он нашел вчера на своем столе.
- Вы догадываетесь, по какому поводу я здесь? - говорил барон. - Пан Вокульский, могу ли я надеяться, что вы мне простите невольную мою вину перед вами?
- Ни слова более, барон! - перебил Вокульский, обнимая его. - Это пустяки. Впрочем, если бы я и заработал на вашей лошади двести рублей, к чему бы мне это скрывать?
- Верно! - воскликнул барон, хлопнув себя по лбу. - Как это мне раньше не пришло в голову... А propos насчет заработка: не могли бы вы указать мне способ, как быстро разбогатеть? Мне до зарезу нужно раздобыть сто тысяч в течение года...
Вокульский улыбнулся.
- Вы смеетесь, кузен (мне думается, уже можно вас так называть?). Вы смеетесь, а между тем сами же и вполне честно нажили миллионы в течение двух лет...
- Даже и не двух, - заметил Вокульский. - Но это богатство не заработано, а выиграно. Я выиграл, несколько раз подряд удваивая ставку, как шулер, а вся моя заслуга в том, что я играл некраплеными картами.
- Значит, опять-таки удача! - вскричал барон, срывая пенсне. - Ах, дорогой кузен, у меня нет удачи ни на грош. Половину состояния я проиграл, остальное поглотили женщины, и теперь хоть пулю себе в лоб пускай! Нет, мне решительно не везет!.. Вот и сейчас: я думал, этот осел Марушевич соблазнит баронессу... То-то был бы рай дома! Как бы она стала снисходительна к моим грешкам... Да какое там! Баронесса и не думает мне изменять, а этого шута горохового ждут арестантские роты... Пожалуйста, непременно упрячьте его туда, потому что его подлости даже мне надоели. Итак, - заключил он, - между нами мир и согласие. Прибавлю только, что я побывал у всех знакомых, до кого могли дойти мои неосмотрительные слова насчет лошади, и подробнейшим образом разъяснил, как было дело... Пусть Марушевич отправляется в тюрьму - туда ему и дорога, а я на этом выиграю две тысячи в год... Был я также у пана Томаша и панны Изабеллы и им тоже рассказал о нашем недоразумении... Вспомнить страшно, как этот негодяй умел выжимать из меня деньги! Уже год, как у меня их нет, а он умудрялся брать у меня в долг. Гениальный прохвост!.. Я чуствую, что если его не сошлют на каторгу, мне от него не избавиться. До свидания, кузен.
Не прошло и десяти минут после ухода барона, как слуга доложил Вокульскому, что какой-то господин непременно хочет его видеть, но отказывается назвать себя.
"Неужели Марушевич?" - подумал Вокульский.
Действительно, вошел Марушевич, бледный, с горящими глазами.
- Сударь! - мрачно проговорил он, закрывая дверь кабинета. - Вы видите перед собой человека, который решил...
- Что же вы решили?
- Я решил покончить счеты с жизнью... Это тяжелая минута, но иного выхода нет. Честь...
Он передохнул и снова заговорил в волнении:
- Правда, я мог бы раньше убить вас, причину моих несчастий...
- О, не стесняйтесь, пожалуйста, - заметил Вокульский.
- Вы шутите, а между тем оружие и в самом деле при мне, и я готов...
- Испытайте-ка свою готовность.
Читать дальше