Болеслав Прус - Кукла

Уселась эта дама в кресло, осмотрелась вокруг, словно пришла с намерением купить парочку японских ваз, и вдруг разразилась:

- Ну, спасибо вам, сударь мой! Ловко вы со мной обошлись, нечего сказать... Купили дом в июле, а продали в декабре, скоро дельце сварганили и никому ни словечка... - И, багровея, продолжала: - Сегодня эта шельма прислала ко мне какого-то верзилу и велела освободить помещение. Что ей в башку втемяшилось, не пойму; ведь плачу я, кажется, аккуратно... А она, лахудра этакая, велит мне съезжать, да еще на заведение мое наговаривает, что, мол, девушки мои спутались со студентами... врет бессовестно... Где я среди зимы найду другое помещение... Разве я могу переехать из дома, куда мои клиенты привыкли ходить?.. Да ведь я на этом могу тысячи потерять, а кто мне вернет, спрашивается?

Меня бросало то в жар, то в холод, пока я слушал эти излияния, выкрикиваемые звучным контральто в присутствии покупателей. Еле-еле удалось увести ее ко мне на квартиру и там уговорить, чтобы она подала на нас в суд о возмещении убытков!

Только эта баба ушла - трах! - влетает студент, тот, бородатый, который из принципа не платит за квартиру.

- Ну, как живете-можете? - спрашивает он. - Скажите, правда, что эта чертовка Кшешовская купила ваш дом?

- Правда, - говорю я, а сам думаю: "Этот, верно, уж просто бросится на меня с кулаками".

- Дело дрянь! - говорит бородач и щелкает пальцами. - Такой славный хозяин был этот Вокульский (Стах от них ни гроша за все время не видел) и, на тебе, продал дом... Значит, теперь Кшешовская может нас выставить вон?

- Гм... гм... - отвечаю я.

- И таки выставит, - вздохнул он. - Уж приходил к нам какой-то субъект, требовал, чтобы мы убирались... Ну, да, черт побери, без суда им нас с места не сдвинуть, а если попробуют... мы им покажем, на потеху всему дому! Прощайте.

Хорошо, думаю, что хоть этот не в претензии к нам. Пожалуй, они действительно устроят баронессе потеху...

Наконец на следующий день прибегает Вирский.

- Знаете, коллега, - говорит он в смятении, - эта баба уволила меня со службы и велит к Новому году съезжать с квартиры.

- Вокульский уже позаботился о вас, - отвечаю, - вы получите место в Обществе по торговле с Россией...

Так я выслушивал одних, успокаивал других, утешал третьих - словом, кое-как выдержал главный натиск. Я понял, что баронесса расправляется с жильцами, как Тамерлан, и начал инстинктивно тревожиться за прелестную и добродетельную пани Элену.

Между тем дело уже шло к концу декабря. Однажды открывается дверь, и входит к нам пани Ставская, еще прелестней обычного (она всегда прелестна и когда весела и когда озабочена).

Смотрит на меня своими чарующими глазами и тихо говорит:

- Не можете ли вы мне показать эту куклу?

Кукла (даже целых три) уже давно была отложена, но я впопыхах не сразу ее отыскал. Клейн выразительно поглядывал на меня - смешной, право: еще подумает, что я влюблен в пани Ставскую.

Наконец вытаскиваю я коробку с тремя куклами: брюнеткой, блондинкой и шатенкой. Все три с настоящими волосами, все три, когда надавишь животик, ворочают глазами и издают писк, который, по мнению пани Ставской, звучит как "мама", по мнению Клейна - как "папа", а по-моему - как "гу-гу".

- Какая прелесть! - говорит Ставская. - Только, наверное, дорого стоит...

- Видите ли, - говорю я, - этот товар мы хотим сбыть поскорей, поэтому можем уступить очень дешево. Сейчас я спрошу хозяина...

Стах сидел за шкафами и работал, но когда я сказал ему, что пришла пани Ставская и по какому делу, он обрадовался, бросил свои счета и поспешил в магазин. Я даже заметил, что он как-то необычно приветливо смотрит на пани Ставскую, словно она ему очень понравилась. Ну, наконец-то... слава тебе, господи!

Толковали мы, толковали и в конце концов убедили пани Элену, что кукла, как товар бракованный, который нам трудно сбыть, продается за три рубля какая угодно - блондинка или брюнетка.

- Я возьму эту, - сказала она, беря шатенку, - она точь-в-точь такая, как у баронессы. Вот обрадуется моя Элюня!

Когда нужно было платить, пани Ставскую снова одолели сомнения: ей все казалось, что такая кукла должна стоить рублей пятнадцать, и лишь объединенными усилиями Вокульского, Клейна и моими удалось ее уговорить, что на этих трех рублях мы еще заработаем.

Вокульский вернулся к своим занятиям, а я спросил пани Элену, что у них слышно и как она ладит с баронессой.

- Уже никак, - ответила она, покраснев. - Пани Кшешовская устроила мне сцену за то, что я не хотела оказать ей протекцию к пану Вокульскому и что ей пришлось заплатить за дом сто тысяч, ну, и так далее. Словом, я с ней распрощалась и больше никогда туда не пойду. И, разумеется, она потребовала, чтобы к Новому году мы освободили квартиру.