Болеслав Прус - Кукла

Я разозлился. Хоть я и был поручиком венгерской пехоты, однако никак не пойму: чем немецкие ситчики лучше московских? Но моего купца нельзя было переспорить. Он, каналья, так поднимал брови, так пожимал плечами, так разводил руками, что под конец я подумал: "Видно, он большой патриот, а я шалопай, хоть в те времена, когда он набивал карман рублями и империалами, я подставлял свой лоб под пули..."

Конечно, я передал этот разговор Стаху. Он выслушал и отвечал:

- Успокойся, мой милый. Те же люди, которые предостерегают меня, что Сузин прохвост, месяц назад писали Сузину, что я банкрот, мошенник и бывший бунтовщик.

После беседы с этим почтенным купцом, фамилии которого я даже не хочу называть, по прочтении всех анонимных писем я решил записывать различные мнения, которые добрые люди высказывают о Вокульском.

Вот пока первая порция: Стах плохой патриот, потому что он своими дешевыми ситцами испортил дела лодзинских фабрикантов. Bene!* Посмотрим, что будет дальше...

_____________

* Хорошо! (лат.)

В октябре, примерно в то время, когда Матейко{176} закончил свою "Грюнвальдскую битву" (это картина большого размера, весьма внушительная, только не стоит ее показывать солдатам, участвовавшим в боях), забегает к нам в магазин Марушевич, приятель баронессы Кшешовской. Гляжу, ни дать ни взять - вельможа! На животе, а вернее, в том месте, где у людей бывает живот, золотая цепочка в полпальца толщиной и длинная-предлинная, хоть собаку на ней води. В галстуке бриллиантовая булавка, на руках новехонькие перчатки, на ногах новехонькие ботинки, и сам (ну уж и тщедушная фигура, прости господи!) в новом костюме. При этом физиономия важная, как будто все это не в кредит взято, а оплачено чистоганом. (Позже Клейн, который живет с ним в одном доме, объяснил мне, что Марушевич частенько играет в карты и ему с некоторых пор везет).

Итак, мой франт влетает, вертит в руках дорогую тросточку и, беспокойно озираясь по сторонам (глаза у него всегда как-то бегают), спрашивает, не снимая шляпы:

- Пан Вокульский в магазине? Ах, пан Жецкий! Разрешите на одно словечко...

Мы пошли за шкафы.

- Я к вам с отличной новостью, - говорит он, с чуством пожимая мне руку. - Можете сбыть свой дом... бывший Ленцких... Баронесса Кшешовская купит. Она уже выиграла процесс против мужа, получила свои капиталы и, если вы сумеете поторговаться, даст девяносто тысяч, а может быть, и немного отступного...

Он, вероятно, уловил на моем лице выражение удовольствия (это приобретение никогда не было мне по душе), сжал мне руку еще сильнее насколько вообще такая дохлятина может что-нибудь сделать с силой, - и, притворно улыбаясь (тошнит меня от его сладенькой улыбки), зашептал:

- Я могу оказать вам услугу... немаловажную услугу, господа... Баронесса весьма считается с моим мнением, и... если я...

Тут он кашлянул.

- Понятно, - заметил я, сообразив, с кем имею дело. - От пана Вокульского вам тоже, наверное, кое-что перепадет...

- Что вы, сударь! - воскликнул он. - С какой стати... Тем более что с решительным предложением обратится к вам от имени баронессы ее поверенный. Дело совсем не во мне... Как вы понимаете, мне вполне хватает моих средств... Но я знаю одну бедную семью, которой вы, господа, может быть, по моей рекомендации, уделите...

- Простите, - перебил я, - мы предпочли бы вручить известную сумму непосредственно вам, разумеется, если сделка состоится.

- Состоится, конечно состоится, ручаюсь честью! - заверил он.

Однако, поскольку я не дал ему никакой гарантии насчет вышеупомянутой суммы, Марушевич повертелся еще немного по магазину и, посвистывая, вышел.

В конце дня я заговорил об этом со Стахом, но он промолчал, что меня озадачило. На другой день побежал я к нашему поверенному (он также и поверенный князя) и передал ему сообщение Марушевича.

- Кшешовская дает девяносто тысяч рублей? - удивился поверенный (это превосходный человек). - Помилуйте, дорогой пан Жецкий, да ведь сейчас дома дорожают, в будущем году по этой причине выстроят сотни две новых... При таких условиях, дорогой мой, если мы продадим дом за сто тысяч, то еще окажем покупателю немалую услугу... Раз баронессе так приспичило его купить (если только позволительно применить такое выражение к столь изысканной даме), мы можем вытянуть из нее гораздо более внушительную сумму, дорогой мой!

Я попрощался со знаменитым юристом и вернулся в магазин, твердо решив не вмешиваться более в дело по продаже дома. И тут мне пришло в голову (впрочем, не в первый раз), что Марушевич порядочный пройдоха.