Болеслав Прус - Кукла

- Пусть будет правда... - повторила панна Изабелла, играя зонтиком и глядя в землю.

Вонсовская и Старский поднялись на холм и исчезли из виду, панна Изабелла все нетерпеливее играла зонтиком, а у Вокульского кровь стучала в висках и гудела, как колокол. Молчание затянулось, и панна Изабелла сочла нужным прервать его:

- Почти год назад, в сентябре, на этом месте был пикник... Собралось человек тридцать соседей. Вон там развели костер...

- Вам тогда было веселее, чем сегодня?

- Нет, я сидела на этом же пне, и вдруг мне почему-то взгрустнулось. Чего-то мне не хватало. И, что редко со мной бывает, я думала: что-то будет через год?

- Удивительно! - тихо произнес Вокульский. - Я тоже приблизительно год назад был в лесу, в лагере, только в Болгарии... и думал: буду ли я жив через год, и еще...

- О чем же еще?

- О вас.

Панна Изабелла беспокойно шевельнулась и побледнела.

- Обо мне? - переспросила она. - Разве вы меня тогда знали?

- Да. Я знаю вас уже несколько лет, а иногда мне кажется, что знаю вас целую вечность... Время страшно растягивается, когда постоянно думаешь о ком-нибудь наяву и во сне.

Она встала и, казалось, хотела бежать. Вокульский тоже поднялся.

- Простите меня, если я невольно обидел вас. Быть может, вы считаете, что люди, подобные мне, не имеют права думать о вас? В вашем мире может существовать и такой запрет. Но я принадлежу к другому миру... У нас папоротник и мох имеют такое же право глядеть на солнце, как сосны и... грибы. Поэтому, прошу вас, скажите мне прямо: позволительно или непозволительно мне думать о вас? Сейчас я большего и не требую.

- Я вас почти не знаю, - растерянно прошептала панна Изабелла.

- Поэтому сейчас я большего и не требую. Я только спрашиваю, не считаете ли вы оскорбительным для себя, что я думаю о вас, - больше ничего, только думаю. Я знаю, как относятся к людям, подобным мне, в вашей среде, и знаю, что мои слова можно счесть дерзостью. Так скажите же мне это прямо; и если вы находите, что разница между нами непреодолима, я перестану добиваться вашей благосклонности... Сегодня же или завтра я уеду и не только не буду на вас в претензии, а, напротив, сразу же излечусь.

- Каждый вправе думать... - отвечала панна Изабелла, все более смущаясь.

- Благодарю вас. Вы дали мне понять, что в ваших глазах я стою не ниже Старского, предводителя и тому подобных господ... Я знаю, что и при таких условиях, может быть, не добьюсь вашей симпатии. Об этом еще рано говорить. Но по крайней мере вы признаете за мной человеческие права и будете с этих пор судить обо мне по моим поступкам, а не титулам, которых у меня нет.

- Ведь вы дворянин, и, как говорит председательша, не хуже Старских и даже Заславских...

- Я действительно дворянин, если вам угодно, и даже не хуже, а лучше многих из тех, кого встречаю в гостиных. Но для вас я, к несчастью, прежде всего купец.

- Ну, купцом можно и не быть, это зависит от вас... - уже смелее возразила панна Изабелла.

Вокульский задумался.

В это время в лесу послышалось ауканье, и через несколько минут вся компания собралась на полянке с прислугой, лукошками и грибами.

- Едем домой, - сказала Вонсовская, - мне уже надоели эти рыжики, да и обедать пора.

Странно прошли для Вокульского следующие дни. Если б его спросили, чем они были для него, он бы, наверное, ответил, что это был блаженный сон, один из тех периодов в жизни, ради которых, быть может, природа создает человека.

Сторонний наблюдатель, пожалуй, назвал бы эти дни однообразными и даже скучными. Помрачневший Охоцкий с утра до вечера клеил и запускал змеи самых удивительных конструкций. Вонсовская и панна Фелиция читали либо вышивали ризу для приходского ксендза. Старский, председательша и барон играли в карты.

Таким образом, оказалось, что Вокульский и панна Изабелла были предоставлены самим себе, были попросту вынуждены все время проводить вместе.

Они гуляли в парке, иногда уходили в поле, сидели под столетней липой во дворе, но охотней всего катались по пруду. Он садился на весла, а она время от времени бросала крошки лебедям, которые медленно плыли следом. Нередко прохожие останавливались на берегу и с удивлением наблюдали необычное зрелище: белая лодка, в ней мужчина и женщина, а позади - два белых лебедя с распущенными, как паруса, крыльями.

Позже Вокульский даже не мог припомнить, о чем они говорили тогда. Чаще всего молчали. Однажды она спросила: почему улитки держатся под водой? В другой раз: почему облака окрашены в разные тона? Он объяснял ей, и ему казалось, будто он схватил в объятия всю вселенную и кладет к ее ногам.