"Однако что я вытворяю? Сознательно помогаю прохвосту совершать подлости. Умри я сегодня, и Кшешовскому пришлось бы уплатить эту сумму. Или же Марушевич отправился бы в тюрьму... Ну, этого ему и так не миновать..."
Через минуту его охватил еще больший пессимизм.
"Четыре дня назад я чуть не убил одного, сегодня другому проложил дорожку в тюрьму - и все это ради нее, за одно "merci".
Но ради нее же я нажил состояние, даю заработок сотням людей, умножаю богатства родины. Чем бы я был без нее? Мелким галантерейным торговцем. А сейчас обо мне говорит вся Варшава. Что ж! Кучка угля приводит в движение корабль, несущий на себе сотни людей, а любовь двигает мною. А если она сожжет меня дотла и от меня останется только горсточка пепла... Боже, как низок этот мир! Охоцкий прав. Женщина - подлое существо: она играет тем, чего даже не способна понять..."
Он так забылся в горьких размышлениях, что не слышал скрипа отворяемой двери и быстрых шагов за своей спиной. Только почувствовав на плече чье-то прикосновение, он очнулся. Повернул голову и увидел адвоката с большим портфелем под мышкой; выражение лица его было чрезвычайно мрачным.
Вокульский в смущении вскочил и усадил гостя в кресло; знаменитый юрист осторожно положил портфель на стол и, быстро потирая пальцем затылок, вполголоса заговорил:
- Пан... пан... пан Вокульский! Дорогой мой пан Станислав! Что... что это вы делаете, скажите на милость! Я возражаю, протестую... подаю жалобу на важного барина Вокульского, ветрогона, дорогому пану Станиславу, который из мальчишки на побегушках превратился в ученого и собирался произвести реформу в нашей заграничной торговле... Пан... пан... Станислав, это никуда не годится!
Говоря это, он потирал с обеих сторон затылок и морщился, словно ему насыпали в рот хины.
Вокульский опустил глаза и молчал.
Адвокат снова заговорил:
- Дорогой мой, одним словом - плохо дело. Граф Саноцкий - вы его помните, тот сторонник грошовых сбережений - хочет совсем выйти из компании... А знаете почему? По двум причинам: во-первых, вы разыгрываете из себя любителя скачек, во-вторых, на этих скачках вы его бьете. Вместе с вашей кобылкой шла его лошадь, и он проиграл. Граф весьма огорчен и брюзжит: "Какого черта я стану вкладывать свой капитал? Не для того ли, чтобы дать возможность купцам вырывать у меня из-под носа призы?"
Напрасно я убеждал его, - продолжал, передохнув, адвокат, - что скачки - такое же доходное дело, как и всякое другое, и даже еще доходнее, потому что вы за несколько дней заработали триста рублей на вложенные восемьсот, граф сразу заткнул мне рот. "Вокульский весь выигрыш и стоимость лошади пожертвовал дамам на приют, - сказал он, - и еще бог весть сколько переплатил Юнгу и Миллеру..."
- Разве мне уж и этого нельзя делать? - перебил Вокульский.
- Можно, сударь мой, можно, - сладко поддакивал знаменитый юрист. Можно, но, поступая так, вы только повторяете старые грехи, в которых ваши предшественники были куда искуснее вас. А между тем я, и князь, и графы сблизились с вами не для того, чтобы вы повторяли старые ошибки, а чтобы указали нам новые пути.
- Так пусть выходят из компании, - отрезал Вокульский, - я их не собираюсь заманивать...
- И выйдут, - воскликнул адвокат, размахивая рукой, - если вы совершите еще хоть одну ошибку...
- Как будто я так уж много их совершил!..
- Вы просто великолепны! - рассердился адвокат и хлопнул себя по колену. - А знаете, что говорит граф Литинский, тот англофил наш, "дэ-э"? "Вокульский, - говорит он, - совершеннейший джентльмен, стреляет, как Немврод, но... это не руководитель коммерческого предприятия. Сегодня он бросит в дело миллионы, а завтра вызовет кого-нибудь на дуэль, и все повиснет на волоске..."
Вокульский так и подался назад вместе с креслом. Ему и в голову не приходило, что он заслужил подобный упрек. Адвокат заметил, какое впечатление произвели эти слова, и решил ковать железо, пока горячо.
- Если вы, дорогой пан Станислав, не хотите испортить столь прекрасно начатое дело, воздержитесь от новых безумств. А главное - не покупайте дома Ленцких. Простите, но стоит вам вложить в него девяносто тысяч, как торговое общество разлетится как дым. Люди увидят, что вы помещаете значительный капитал на шесть-семь процентов годовых, и не только потеряют веру в проценты, которые вы им посулили, но даже... вы понимаете... начнут сомневаться...
Вокульский вскочил.
- Не надо мне никаких компаний! - крикнул он. - Я ни у кого милости не прошу, скорей другим могу ее оказать. Кто мне не доверяет, пусть проверит все дела и убедится, что я никому очков не втирал... Но моим компаньоном он уже не будет. Капризы - это не монополия графов и князей... У меня тоже есть свои капризы, и я не люблю, когда суются в мои дела...
Читать дальше