Назар Гельдыев - Мелодия Секизяба (сборник)

Одевшись кое-как, я вышел на улицу. Темно, на небе лишь слабые звёзды. Я подошёл к калитке и взялся за щеколду, но остановился. Нет, я не боялся ничего — я прошёл всю войну и в мирное время у себя дома мне был не страшен никто — просто рука помедлила сама, прежде чем открыть.

— Кто там?

— Мне нужен дом Нуры Караева, — ответил мне женский голос. — Мне сказали, что это где-то здесь.

— Это здесь, — сказал я и открыл. Но я ничего не понимал, потому что не было и не могло быть неизвестной мне женщины, которая поздней ночью разыскивала бы мой дом.

— Входите, — сказал я.

Женщина вошла. Я не сумел разглядеть её, заметил только, что она была высокой и крепкой, И немолодой, В руках у неё был какой-то угловатый чемодан и большая плетёная корзина. Женщина смотрела на меня, и, не знаю почему, мне вдруг стало не по себе. Так прошла минута. За моей спиной скрипнула дверь и раздался голос жены.

— Кто это, Нуры?

Я не успел ничего ответить. Я не успел ничего сообразить, потому что, услышав моё имя, женщина выронила из рук чемодан и корзину, и, глядя мне прямо в лицо каким-то мятущимся взглядом, не то сказала, не то спросила:

— Значит, это дом Нуры Караева… а Нуры…

— Я Нуры Караев.

И тут произошло то, чего ни я, ни, конечно, жена не могли ожидать. Женщина, не сводя с места взгляда, приблизилась ко мне вплотную, потом я почувствовал, как две руки обвились вокруг моей шеи и что-то влажное коснулось моих щёк.

— Нуры, Нуры Караев, — услышал я у своего лица, потом женщина отодвинула от меня своё лицо, по которому частыми бусинками текли слёзы и повторила:

— Нуры… Нуры Караев.

Я стоял недвижим, словно глаза мне застлало дымом. Я не знал этой женщины, я был готов поклясться в этом, я никогда её не видел, и всё-таки какая-то мягкая лапа стала сжимать мне сердце.

— Нуры Караев…

Не вытирая слёз, женщина бросилась к моей жене. Не говоря ни слова, она обняла её и поцеловала, а потом, плача и смеясь в одно и то же время и не выпуская из объятий мою жену, сказала:

— Нуры… братик… Ты не узнал меня. Ты забыл войну. Я Надя, Надя Чёрных. Я нашла тебя, Нуры… я тебя нашла.

Нет, я не забыл войны. Я не забыл её. Недаром сжимала мне сердце мягкая лапа; я не забыл войны, как не забыл её никто. Дым, что застилал мне глаза, был дымом военных лет, а когда он рассеялся, я, немолодой уже человек, обнимал эту немолодую женщину, как обнимал когда-то, тридцать с лишним лет тому назад.

— Надя, Надя Черных… сестрёнка.

Так я встретил свою сестру.

Это было в конце мая. Шёл второй вод войны. Наше соединение размещалось под Харьковым на Узюм-Барбенковском направлении. Бои были тяжёлые, обстановка неясной. Командованию был нужен «язык»! Наше отделение разведки получило боевое задание пройти через линию фронта и привести пленного.

Мы вышли с наступлением темноты. Шёл дождь, от раскатов грома содрогались земля и небо. Под ногами хлюпала глина. Идти было тяжело, но шли быстро, иногда пробирались ползком, иногда перебежками. Дождь, сильный ветер и тёмная ночь помогали нам в начале пути. Вместе с нашим отделением шёл проводник. Мы ничего о нём не знали, кроме того, что он «оттуда», от партизан. Одет он был в телогрейку, на ногах кирзовые сапоги, за плечами трофейный автомат. Он шёл самым первым, осторожно раздвигая кусты или бросаясь на землю при свете молнии, а потом так же споро шёл дальше.

Так, двигаясь непрерывно, мы за час достигли леса, потом под ногами зачавкало. Мы шли болотом. Снова молния, Мы бросились ничком в мокрый мох. Через минуту мы уже промокли насквозь, несмотря на наши плащ-палатки; когда мы поднялись, с нас ручьями стекала вода.

Я попал на фронт из Алма-Аты, где формировалось наше соединение, вот почему был единственным туркменом в отделении, да и в роте нас было всего трое. Остальные были русские, казахи. Ещё в эшелоне я подружился с Бекеном. Он был казах откуда-то из-под Алма-Аты, фамилия его была Толегенов. У него была тонкая, как у девушки, талия и такие широкие плечи, что на него не налезала ни одна гимнастёрка. Сейчас он шёл следом за мной и несколько раз уже поддерживал меня, когда, оступившись в жирной глине или проваливаясь в бочажок, я готов был упасть.

Болото кончилось, начался лес. Мы шли, тяжело дыша друг другу в затылок, падая и поднимаясь снова уже третий час. Наконец проводник остановился и знаком подозвал нас всех. Мы окружили его, переводя дыхание. Проводник поднял руку, призывая к вниманию.

— Мы в тылу у врага, — сказал он с явным украинским акцентом. — Линия фронта примерно в трёх километрах за нами. Противник расположился в этом лесу, вы должны быть предельно внимательны. В любую секунду должны быть готовы к встрече с немцами. Ваша главная задача — выполнить приказ, не дав себя обнаружить. Задание будем выполнять двумя группами. Ты, — обратился он ко мне, — пойдёшь вперёд, будешь нести дозор. Двигаться по тропе вон в том направлении, к опушке леска. — Ты, — сказал он Бекену, — пойдёшь со мной. Остальные идут за дозорным скрытно в двадцати шагах. Всё ясно? Вопросы есть?