Лев Вершинин - Два веса, две мерки [Due pesi due misure]

— Некрасива? — переспросила Сантина. — Может, вы считаете, что вы лучше ее? Не так ли? Я угадала?

Риголетта к иронии невосприимчива. Покачав головой, она ответила:

— Ну по крайней мере у меня хоть глаза побольше… У нее их совсем и не видно!

Чтобы переменить разговор, я сказал:

— А вон та, рядом с Лючентини, — это Вивальди. Помнишь ее в фильме «Стой, стрелять буду»?

Риголетта поглядела и на Вивальди, потрясающую брюнетку, которая и мертвого воскресила бы, и, помолчав немного, сказала:

— Ну, если это кинозвезды…

А Сантина немедля:

— Закончите фразу, синьорина… Если это кинозвезды, то что? Хотите, угадаю, что вы хотели сказать? Если это кинозвезды, то я красивее их. Вы ведь именно это имели в виду?

На сей раз Риголетта все же почувствовала насмешку в словах Сантины.

— Скажите-ка, синьорина, уж не смеетесь ли вы надо мной?

— Я? Что вы, и не думаю.

— Джиджи, давай скажем ей про меня… Сейчас Джиджи ходил к продюсеру, и тот назначил мне встречу, чтобы пригласить сниматься в новом фильме.

Сантина, к моему удивлению, спросила совершенно серьезно:

— Ах, вот как! Значит, Джиджи говорил о вас с продюсером?

— Разумеется. И как только начнутся съемки, я буду сниматься. Поглядите мои фотографии. Поглядите…

— Да, ничего не скажешь. Красота!

— Конечно. Вы даже можете сказать об этом погромче. Пусть все слышат.

Сантина так же спокойно продолжала:

— Обо мне, Джиджи, ты не стал говорить с Пароди, когда я тебя просила… А за эту каракатицу пошел хлопотать…

Трудно описать, что тут началось. Риголетта набросилась на Сантину, крича:

— А ну повтори, идиотка!

Сантина, чуть отпрянув, усмехнулась.

— Вы как будто обиделись! Уж если такое сравнение и обидно, то не для вас, а для каракатицы!

Риголетта схватила Сантину за халат, он раскрылся, обнажив грудь, а Сантина кричала:

— Ах, вам хочется посмотреть, как я сложена?! Уж во всяком случае, получше, чем вы!

Все в столовой повскакали с мест и глядели на нас. В конце концов Сантина ушла, крикнув мне на прощание:

— А с тобой мы поговорим после!

С тяжелым сердцем я увел Риголетту из столовой.

И надо же, какое совпадение: как раз тут же во дворе, между павильонами, стоит Пароди и разговаривает с режиссером. Больше я не мог выдержать и решил немедленно избавиться от Риголетты.

— Гляди, вот Пароди. К чему тебе дожидаться восьми часов? Как только он кончит говорить с этим синьором, подойди и скажи: «Я, мол, Риголетта, та девушка, о которой вам говорил Ринальди».

Она, кинув взгляд на Пароди, ответила:

— Хорошо. Только мне не хотелось бы, чтобы и другие, видя, что мы с ним разговариваем, начали, как Сантина, мне завидовать. В сущности, я их понимаю, этих бедняжек. Ты сделал для меня то, чего не сделал бы ни для одной из них.

Я сказал ей:

— Иди, иди, ни о чем не беспокойся!

Пароди кончил разговаривать с режиссером; Риголетта направилась в его сторону и пересекла по диагонали весь двор. Она шла, покачиваясь на своих кривых ногах, на сгибе слишком длинной руки висела сумка. Шимпанзе, да и только! Я видел, как она подошла и заговорила с Пароди, потом раскрыла сумку и показала ему фотографии. Он взял их, просмотрел и отдал обратно, потом положил ей руку на плечо и начал что-то говорить. А затем, улыбаясь, похлопал ее по щеке и направился к своей машине. Риголетта, сложив руки на животе, минутку постояла, глядя вслед удаляющейся машине, а потом возвратилась ко мне.

Я сказал, что провожу ее, мы вышли с киностудии и двинулись по узенькому, прямо-таки деревенскому проулку в сторону Тибра, к плотине. Как только мы оказались за воротами студии, она выпалила:

— Он был со мной очень любезен, правда-правда. Спросил, почему я хочу сниматься в кино.

— И что же ты ответила?

— Я сказала, что хочу сниматься в кино прежде всего потому, что фотогенична, как вы можете судить по этим фотографиям, а кроме того, я уверена, что сумею отлично справиться с любой ролью.

— А он?

— А он говорит: с вашей внешностью нужен был бы фильм, специально созданный для вас.

— А ты что?

— Я сказала: так создайте его!

— Ну?

— Он ответил, что подумает и даст мне знать через тебя.

Мы уже дошли до лугов, тянущихся вдоль берега Тибра, неподалеку от римского речного порта. Риголетта шагала по траве, что-то напевая: глаза горят, грудь вперед, волосы развеваются на ветру. Неожиданно она заявила:

— А этот Пароди, видно, парень не промах!

— В каком смысле?

— Ну, одним словом, своего не упустит! Сначала положил мне руку на плечо, потом по щеке погладил. Но пусть не заблуждается на мой счет. Если бы мы были не на людях, то, честное слово, дала бы ему по рукам.