Лев Вершинин - Два веса, две мерки [Due pesi due misure]

Городская же стража, вместо того чтобы пресечь это кровопролитие, только раздувала его, что объяснялось, во-первых, полной ее деградацией и — как следствие — отсутствием четких приказов, а во-вторых, тем, что в уличных столкновениях, перед лицом людской ненависти, стража действовала с неэффективной, слепой жестокостью, говорившей лишь о внутренней ее слабости.

Закон попирался самой магистратурой, иерархи которой, пренебрегая достоинством, независимостью и гражданским мужеством, осуществляли свою власть по абсолютному произволу. Суд вершился вдали от места происшествия, свидетелей либо подкупали, либо запугивали, обвинения выдвигались по наущению двора или сенаторов, приговоры были вопиюще несправедливыми.

Церковь, вместо того чтобы противостоять подобному падению нравов, скорее ему способствовала. Под удобным прикрытием теологических споров она стремилась приумножить свои и без того значительные привилегии и удвоить богатства монастырей — одним словом, извлечь из веры наивысшую власть. Политическая секта среди подобных же сект, церковь вмешивалась в дворцовые распри, силой своего престижа и предрассудков поддерживая и направляя верных ей сенаторов. Сами же сенаторы, привыкшие с незапамятных времен скрывать под маской милосердия и покорности непомерную гордыню, были худшими оптиматами, каких породил вселенский собор.

Теперь о финансовых учреждениях. Нигде хаос и коррупция не достигали таких размеров, как в таможнях и налоговых управлениях. Огромные состояния, нажитые на спекуляциях и грабежах, не облагались никакими налогами. Тем же, кто трудился честно, фиск наносил урон даже более жестокий, чем варвары или войско царя эфиопского.

Обширные районы внутри страны давно обезлюдели. Толпы обнищавших крестьян устремились с юга и востока в Константинополь.

Вначале они продали все уцелевшее имущество, потом жен и дочерей и наконец самих себя всевозможным политическим бандам, ибо убедились на примерах, поданных опять-таки двором и сенатом, что лучше уж уступить честь и достоинство ростовщикам, сводникам и главам партий, чем жизнь — владыке голоду.

Купцы в свою очередь испытывали трудности из-за упадка торговли, которую враги обрекали на погибель, а коварные и всесильные союзники также ставили ей всяческие препоны. Среди ветеранов, крестьян, лавочников, ремесленников и чиновников не было, можно сказать, ни одного, кто не отдал бы свою непрочную судьбу во власть общественной помощи и в ловкие, неразборчивые руки императорских казначеев. Но когда умер Тиберий Константин, оказалось, что императорская казна пуста.

Скажу откровенно, я не знаю, в чем истинная основа славы и величия Юстиниана. Знаю лишь, что в царствие этого императора и двух его преемников все высшие должности в государстве были доверены людям из породы самых наглых лицемеров и мошенников. И порода эта весьма живуча, ибо два века спустя она возродилась в своем изначальном виде. Во всяком случае, за последние тридцать лет она смогла беспрепятственно восстановить прежнее беззаконие, что поставило империю на грань катастрофы.

Между тем, как тебе известно, Маврикий сумел менее чем за год коренным образом изменить это драматическое положение. Тебе ведомы его подвиги в Месопотамии и договор с молодым Косроем, а также тот грозный урок, который он преподал аварам на Дунае, отомстив за прежние неудачи. Однако ты, вероятно, не слышал о его мерах по восстановлению сельского хозяйства и торговли, о том, какой мощный стимул был дан при нем развитию судостроения и производству шелка. Он сумел отобрать весьма достойных наместников и генералов. Кроме того, он издал на редкость мудрые и дальновидные финансовые декреты. Но все это еще не объясняет быстроты успеха. Ведь, чтобы его достигнуть, Маврикию надо было изменить души и сердца своих подданных, пробудить чувство долга и волю там, где господствовали до сих пор нерадивость, цинизм и отчаяние.

Какие же кардинальные меры помогли Маврикию изменить саму природу миллионов людей? Сотня процессов, и только она; но на скамью подсудимых он посадил наиболее влиятельных придворных, крупных подрядчиков, главных налогосборщиков во многих провинциях, высших офицеров и высокопоставленных судебных чиновников. Словом, тех, кто позволил себе самые серьезные или общеизвестные злоупотребления, кто, присваивая и разбазаривая общественное достояние, попирая дисциплину и правосудие, морально разложил государство, нарушил социальную гармонию и своим беззастенчивым нарушением законов нанес оскорбление народу.