Бердыназар Худайназаров - Люди песков (сборник)

— Четвертая категория грунта, — сказал Баба. Туркмены-интеллигенты предпочитают короткую, сжатую речь.

У Воронина густые темные брови поползли вверх.

— Видите ли, земснаряд "Сормово-27"…

— Непеса Сарыевича, — уточнил инженер.

— Именно. "Сормово-27" работает на линии канала и все время перегоняет "Сормово-46", сооружающий перемычку. Разрыв-то слишком большой: сто пятьдесят семь процентов плана и сто четыре. У Непеса Сарыевича в наряде грунт четвертой категории.

— Твердый грунт. — Воронин забарабанил пальцами по столу. — Значит, скидка с плана.

— А вы откуда знаете, что там четвертая категория? — спросил без излишних церемоний Баба.

— Вот вы об этом и спросите Непеса Сарыевича.

— Спрашивал. Ответ: "Молодой человек, мягкость и твердость грунтов показывает тахометр".

— А Джават Мерван?

— Говорил. Ответ: "Подчиняюсь капитану". Конечно, я уточнил: "На твердость жалуешься?" — "Никогда и ни на что не жаловался".

— Н-да, — поморщился Воронин. — Но ведь вы, товарищ Кульбердыев, не сможете доказать, что там мягкие грунты.

— Пока не могу, а завтра смогу, — решительно сказал побледневший Баба.

Джават Мерван был неразговорчивым и, прежде чем ответить собеседнику, вытаскивал платок, аккуратно прочищал нос, откашливался. По первому впечатлению он был человеком мирным, тихим, но это только так казалось.

Многие годы он переходил из колхоза в колхоз, исколесил сухую Кесеаркаджскую степь, но нигде не задерживался, в артель не вступал, а работал то плотником, то слесарем по договору.

Завербовавшись на стройку Волго-Дона, Джават угодил рядовым матросом на земснаряд, и это решило его судьбу. Он учился напряженно, страстно, стал мотористом, а через полтора года — сменным багермейстером. И начальникам и приятелям он жалобно говорил: "Сирота, круглый сирота, нигде не учился, никто мне не помогал… Своим горбом!" В газетах появились его фотографии. Заработки солидно возросли.

На Каракумский канал он приехал не безграмотным "круглым сиротой", а дядей Джаватом, уважаемым специалистом. Держался скромно, но достоинство свое оберегал строго. Непеса Сарыевича Джават оценил так:

"Идейная личность. Ну, мне от твоего благородства мало пользы. Мне деньги надо зарабатывать".

И через недельку, знойной июньской ночью, Джават Мерван показал Непесу Сарыевичу, кем является на земснаряде старший багермейстер.

Неожиданно корабль, словно грузовик, молниеносно пролетевший зеркально гладкий такыр и врезавшийся в песчаные холмы, заметался из стороны в сторону. Моторы взвыли, сотрясая широкую грудь великана. У берегов забурлили крутые валы. Стрелка тахометра заплясала: 287… 289… 291…

Заспанный Непес Сарыевич прибежал из каюты на капитанский мостик, взглянул на тахометр и положил руку на бешено заколотившееся сердце. Как только стрелка тахометра коснется цифры "300" — взрыв…

Однако Джават держался с завидным самообладанием и ровным голосом отдавал в сигнальную трубку приказы:

— Влево… Средний ход…

Вдруг земснаряд высоко подпрыгнул, будто верблюд, сбросивший с шеи хомут.

— Глушить моторы, — так же хладнокровно сказал Джават.

Через минуту тихий, словно баржа с арбузами, земснаряд надежно покоился на ленивой волне, а Непес Сарыевич полулежал в беспамятстве на палубе, обливаясь жгучим, как ледяная вода, потом.

— Если бы я был таким же малодушным, как вы, — наставительно сказал Джават, — то мы погибли бы. Проклятый грунт!

И, смеясь и плача, Непес Сарыевич потянулся к отважному с объятиями, смачно поцеловал Джавата в холодный нос.

Утром специальным приказом старшему багермейстеру Джавату Мервану была объявлена благодарность с выдачей денежной премии.

Непес Сарыевич накатал рапорт, что земснаряд не снимется с якоря до выдачи наряда на грунт четвертой категории. В суматохе, конечно, ни Розенблат, ни Воронин грунт не исследовали, скрепили на скорую руку подписями рапорт.

Заработки взлетели, как стрелки тахометра в ту проклятую ночь, Непесу Сарыевичу приходилось до десяти тысяч в месяц.

И никто не догадался о злой игре Джавата: он нарочно воткнул главный насос в сухой грунт высокого правого берега, отключив воду, и на моторы, на земснаряд покатилось неукротимым потоком обратное давление.

Технику Баба об этой истории рассказал матрос Витя Орловский.

После разговора с Баба Кульбердыевым Непес Сарыевич потерял и покой, и сон, и аппетит.

"Значит, я фальсификатор? — размышлял он, ворочаясь ка койке в жаркой каюте. — Джавату что, сухим вылезет из воды. Рапорт мой — ответ мой. Всю жизнь прожил честно, а на старости потерял папаху [20] Потерять папаху — потерять честь мужчины. . Ай-ай-ай!"