Бердыназар Худайназаров - Люди песков (сборник)

Вечером Непес Сарыевич пригласил братьев Кульбердыевых на борт. Мухамеду и Баба такие агрегаты были не в диковинку, но Союн простодушно восхищался, позабыв, что ему, старшему, крайне необходимо блюсти достоинство.

— "Красное Сормово". Старинный Нижний Новгород. Теперь город Горький. Великий русский писатель Горький… — Непес Сарыевич вытащил клетчатый платок, утерся.

Союн ничего не понял, но строго кашлянул, стукнул посохом по железному, гудевшему под ногами полу.

— Машина, конечно, сильная, но, саккалдаш, ведь она в такыре увязнет. Глина!..

Мухамед прикрыл ладошкой снисходительную улыбку:

— Брат, если машина начнет тонуть, то она взревет, как тысяча дьяволов, и взлетит вверх! Надо закрыть глаза, сказать: "Дай бог уцелеть!"

— О-о! Поскорее б ступни мои коснулись обетованной земли! — воскликнул Союн, пытаясь беспечно рассмеяться, но, увидев, что у всех серьезные лица, замолчал.

— Значит, со временем разберешься, — сказал Непес Сарыевич. — Электростанция у нас любому городу впору. Моторы электрические. Пойдем, покажу ваши каюты.

Этим знакомство с земснарядом и закончилось.

Братья Кульбердыевы получили три смежные каюты, и весь вечер, до темноты, Герек и Айболек перетаскивали вещи, устраивались.

Айболек еле ноги передвигала, почернела, словно обуглилась, и вздыхала так глубоко, что на нее оглядывались. У Герек тоже голова кружилась от неурядиц. Муж всегда говорил наставительно: "Постель делает дом домом". И набросал в кузов машины ватные одеяла, пуховые подушки, ковры, белоснежные спеленатые тугим свертком кошмы — каждому домочадцу по комплекту. А оказалось, что в каютах блестящие никелированные кровати с шишечками и на кроватях тюфяки, одеяла, простыни, подушки.

— Что это за дом без очага? — хныкала Герек, гремя котлами, котелками, жаровнями, сковородками. — Изволь-ка иди в столовую.

А куда девать два чувала первосортной муки для лапши? Положим, каурма в кувшине и в бараньих высушенных желудках пригодится…

Сперва занялись каютой холостяков. Ковры можно повесить над кроватями, чайники и пиальг поставить на тумбочку. Пол в каютах диковинный: и не деревянный и не металлический, из пластмассы. Застелем же его кошмой, станет как-то уютнее.

Герек растерянно всплеснула руками, увидев, что вещей в коридоре перед дверями не убывает:

— Господи, что я буду с ними делать?

— У меня два чемодана, — отрезала Айболек.

— А мука для лапши?

— Зачем мне лапша? В столовке лапша… Баба вас предупреждал: не тащите старье. Не послушали? Вот теперь и расхлебывайте кашу.

— Ай, девушка, да это ж твое приданое! — ужаснулась Герек, с укоризной глядя на Айболек. — Помоги отнести постели в горницу.

— В чью каюту? — уточнила Айболек.

— Предположим, в нашу, в нашу… — Вдруг Герек беспомощно опустилась на тюки и заплакала. — Дня здесь не останусь! Сегодня же ночью вернусь в деревню. На шоссе выйду, с попутным грузовиком доберусь, пешком пойду!.. Так самому и скажу.

Айболек отлично знала нрав золовки и тотчас охладила ее пыл:

— Хочешь, позову! Вон он, на берегу.

У Герек высохли слезы, однако она пригрозила:

— Погоди, выйдешь замуж!

— А я без приданого. Без постелен! — Айболек задорно засмеялась. — Боюсь одного господа бога, да и то не знаю, как от него избавиться… А если бояться и бога и мужа, то лучше на свете не жить!

Так, и со смехом и с рыданиями, Герек и Айболек к полуночи все-таки втиснули пожитки в узенькие каюты. Но теперь их ждало самое трудное: на берегу остались закопченный двухведерный казан, дрова, топоры и лопаты.

— Пусть сам решает, — храбро сказала Герек. Храбрость оказалась робкой: когда пришел Союн и велел оставить рухлядь на берегу, она простонала:

— Аю, не выбрасывай, пригодится!

В приемной главного инженера широколицая блондинка, не очень молодая, не очень красивая, по невероятно развязная, щебетала по телефону:

— Карлуша, Карлочка, доброе утро, настроение паршивое, а вот почему, сам догадайся, у-у-у, паршивец…

На вошедшего Баба она не обратила внимания.

— За такую выходку, паршивец, отомщу, лучше не показывайся на глаза, шучу, конечно, алло, алло, Карлинька, приходи, у-уу, сердитый, муленька, не сердись…

У Баба наконец лопнуло терпение, он прошел к дверям, повернул торчащий в замке ключ. Блондинка выскочила из-за стола, но было уже поздно — Баба поздоровался с Ворониным.

— Что вас привело сюда? — спросил Василий Федорович, с недовольным видом отрываясь от каких-то бумаг.