Бердыназар Худайназаров - Люди песков (сборник)

Через минуту он ворвался в каюту, где в полутьме изнывали от жары и безделья Герек и Айболек. Посеревшая от пыли сетка туго обтягивала его мускулистое тело, обросшее жестким вьющимся волосом, на голове — мятая-перемятая, купленная не вчера, так позавчера соломенная шляпа. Из карманов кенафовых галифе, из-за голенищ сапог сорок пятого размера торчали перевязанные суровыми нитками пачки денег.

— Трофеи вроде неплохие? — улыбнулась Айболек.

— Я не Джунайт-хан [23] Один из главарей басмачевских отрядов. , чтобы обирать покоренные народы! — важно провозгласил Мухамед. — И вообще, в дни, когда мы приближаемся к коммунизму, подобные разговоры с политической стороны неуместны!.. А ну, невестушка, эй, сестренка, снимайте сапоги!

Он развалился на койке и вытянул ноги.

— А байско-феодальные пережитки уместны? — рассердилась сестра.

— К подобной проблеме можно относиться по-разному!

Герек и Айболек со смехом и шуточками все-таки стащили грязные сапожищи и убежали мыть руки.

А тем временем Союн сидел на берегу, прикрыв правое колено тельпеком, и напряжено размышлял, причитается ли ему зарплата, не оштрафовали ли его за аварию с тросом? Конечно, можно было прямо спросить кассиршу, но напала робость… В канале волна гнала волку, волна давила волну, и от этой непрестанной ряби так сладко кружилась голова.

"Здесь красиво, — думал Союн. — Вон за каналом горы, а на юге Каракумы. Там тоже красиво. Слаза создавшему твердь и воды!.."

Он не осмелился сказать, что теперь сам создает воды.

— Союн Кульбердыев! — протяжно позвала кассирша.

Колебаться больше невозможно. Союн встал, с досадой заметил, что как-то противно ослабли ноги. Старость, что ли? Пожалуй, рановато.

А старушка кассирша с удивленной улыбкой рассматривала подходившего матроса. На нем толстые портянки, чокай с кисточками, халат без подкладки, широкий, из шерсти сотканный женою кушак, на макушке коричневый тельпек.

— Союн Кульбердыев?

— Я, я Союн Кульбердыев.

— Дети?

— Сын — дети, дочь — дети! — Союн поднял вверх два пальца.

— Правильно. Распишитесь!

Рука, со школьных лет не державшая пера, дрожала, Союн начертил латинские письмена, как его учили в ту далекую пору [24] Сейчас в Туркмении русский алфавит (на момент написания книги — прим. ANSI ). . Деньги он не пересчитывал, это было бы неприлично по отношению к почтенной женщине, взял обеими руками, приложил пачку к вспотевшему лбу.

— Идем в мою каюту кокчай кушать, — пригласил Союн.

— Спасибо, спасибо! — Кассирша показала на соседний земснаряд, и он понял: нужно туда идти выдавать деньги.

В знак благодарности он еще раз поклонился.

Все Кульбердыевы собрались в его каюте, ждали старшего.

— Начинаем семейный совет! — объявил Мухамед.

— Зачем?

— Рассмотрим финансовое состояние. Деньги, полученные из государственной кассы, сдадим в домашнюю кассу. Определим сообща статьи расхода. Есть возражения? Принимаем. Как говорится, "старший начинает, младший продолжает". Айболек, записывай!..

— На собраниях молчишь, а сейчас, гляди, разболтался! — фыркнула Айболек.

Брат бросил на нее, дерзкую, огненный взгляд.

Союн, баюкая на коленях Джемаль, спросил, развеселившись:

— Где касса, кто кассир?

— Чемодан — касса, Айболек — кассирша! — воскликнул Мухамед.

Баба сидел с безучастным видом, словно денежные дела его не касались.

Первым бросил пачки в раскрытый чемодан Мухамед, однако несколько бумажек отделил, бережно припрятал.

— Неделимый фонд. — Он подмигнул сестре. — Обожаю водку!

У Союна получка была крохотная, и младшие из деликатности не назвали сумму своего заработка.

— Завтра же выхожу на работу! — вдруг выпалила Айболек.

Союн нахохлил усы, но посмотрел не на сестру, на жену: "Слава богу, моя еще не решила…"

До партийного собрания оставалось полчаса, а заметно похудевший за последние дни Непес Сарыевич, не глядя на прохожих, рассеянно отвечая на приветствия, шагал взад-вперед по берегу и то размышлял, как бы ему оправдаться, то вспоминал молодость.

Он родился и вырос в песках Созенли. Огромная корытообразная низменность, окаймленная с юга холмами, переходила к северу в глубокую впадину, куда стекались ливневые воды. Весною, когда безбрежная степь накидывала на себя ярко-зеленый халат, в небе Созенли толпились тучки, день ото дня они сгущались, темнели.

— Дождь! — с надеждой и восторгом восклицали скотоводы.