Анри Картье-Брессон - Диалоги

Недавно вышла книга под названием «Является ли фотография искусством?» Есть ли у вас ответ на этот вопрос?

Видно, до какой степени люди консервативны: они ничего не пересматривают. Все люди – потенциальные художники; каждое человеческое существо обладает чувствительностью, но трудность в том, чтобы суметь выразить свою чувствительность и преуспеть в этом можно только тогда, когда ты работаешь. Для меня фотография – это концентрация. Художественно одарённые, способные, талантливые люди есть повсюду на белом свете. Талант – это скорее опасно. По существу Сезанн был господин, не наделенный талантом. У [Кристиана] Берара был безумный талант, и что от него осталось? Надо ли эти вещи раскладывать по ящичкам, консервировать, прикреплять ярлычки? Говорят о великом искусстве, о среднем искусстве, об искусстве для развлечения, но что это за концепция мира, жизни и человека – эта элитарная классификация? Флобер, Стендаль ненавидели этот мир… Я не отделяю фотографию от всего остального. Это визуальное выразительное средство. Но искусство ли это? Может быть, в каких-то случаях – да, в каких-то – нет. Живопись – это искусство? И что такое художник, в конце концов? Мы видим, как издатели выпускают коллекции под названием «Абсолютные шедевры». А почему не «Неоспоримые шедевры»? Это ничтожно и меркантильно. Что значит «абсолютные»?

Вы часто цитируете книгу «Дзен в рыцарском искусстве стрельбы из лука»…

Эта книга Херригеля, открытая несколько лет назад, кажется мне основополагающей для нашего ремесла фотографа [25] Herrigel, Eugen, Le Zen dans l’art chevaleresque du tir à l’arc, [1948]. . Матисс то же самое писал о рисунке: практиковать дисциплину, строго требовать от себя и совершенно себя забыть. И в фотографии подход должен быть такой же: абстрагироваться, не пытаться доказать что бы то ни было. Моё чувство свободы такое же: кадр, который позволяет все вариации. Очевидность – это основание дзен-буддизма: благодаря ей приобретаешь большую силу и удаётся себя забыть.

Кажется, в истории иллюстрированной прессы доминируют понятия «фотограф – свидетель – объективное».

Джон Шарковски, хранитель отдела фотографии в Музее современного искусства в Нью-Йорке, написал, что я пользовался фотожурналистикой, но вовсе не был фотожурналистом. Он совершенно прав. Капа мне сказал: «Не позволяй навешивать на себя ярлык “фотосюрреалист”, будь “фотожурналистом”, и будешь делать, что хочешь». Пресса нас и освобождает, и берёт в плен. Нет ничего хуже, чем когда стремятся «документировать», – я тоже попадался в эту ловушку. Больше не стремлюсь собирать доказательства. Надо быть чувствительным, стараться угадать, следовать интуиции: устремиться к «случайной цели», о которой говорит Бретон. А фотографический аппарат – это чудесный инструмент для схватывания «объективной случайности».

Фотография ничего не хочет сказать, она ничего не говорит, ничего не доказывает (не больше и не меньше, чем картина), она совершенно субъективна. Единственная объективность – и я всегда возлагал на себя именно эту ответственность – это быть честным перед самим собой и перед своим предметом. Истина в себе не существует, она всегда проявляется в отношениях. Мы должны только создавать отношения, отношения в высшей степени сложные, многомерные. Наконец, поэзия – это отношения. Поэзия, живопись и любовь – вот и все важные вещи.

Уже давно я сделал фотографию кардинала Пачелли в окружении верных. Моя мать, христианская демократка, считала, что это по существу самая что ни на есть религиозная фотография, тогда как один мой друг, который в 1930‑х годах состоял в организации «Работники без Бога», находил, что это самая антирелигиозная фотография из всех ему известных. Так что очевидцев надо остерегаться.

Внесение в фотографию ценности «доказательства» создало конкуренцию и породило враньё. Когда речь идёт о личном видении, конкуренции нет. Чего-то стоят только маленькие различия, «общие идеи» ничего не значат. Слава Стендалю и мелким деталям! Миллиметр создает различие. А все эти типы, которые работают над «доказательствами», доказывают только своё бессилие перед жизнью.

За очень редким исключением, вы никогда не публиковали цветные фотографии…

Для меня цвет – это область, предназначенная для живописи. Я делал цветные фотографии в Китае и на Сене для “ Paris Match”, “ Life” и “ Stern”, снимал во Франции для Робера Лаффона. Это была профессиональная необходимость, не компромисс, но соглашение. Единственная моя хорошая цветная фотография появилась на обложке [журнала] “Camera” во время моей выставки в павильоне Марсан в 1955 году, но она не имела никакого смысла, я впал в эстетизм. Только инженер [Стефан] Кудельский [26] Швейцарский инженер польского происхождения Стефан Кудельский (1929–2013), изобретатель магнитофона (1951). мне предложил интересную точку зрения: он мне объяснил, что цвет позволяет быстрее идентифицировать документ. Но здесь речь идёт о другом. Чувство я нахожу именно в чёрно-белой фотографии: это транспозиция, абстракция, это не «нормально». Реальность – мощный хаотичный поток, и в этой реальности надо совершать выбор, который позволит собрать в равновесии фон и форму: а если в это время надо ещё и заниматься цветом! И потом, «естественные» цвета – ничего не значащие слова. Цветная фотография – выхолощенное видение, она нравится только торговцам и журналам.