Федор Шмит - Избранное. Искусство - Проблемы теории и истории

Краски ограничиваются синей, желтой, белой и красной; зеленый цвет того тона, что в древнейшей части росписи, здесь совсем не наблюдается, а зеленые одежды и очень жидко проложенные оттенения на теле имеют серовато-зеленый тон. Наиболее яркие краски – синяя в фонах и желтая в венчиках. Наружный очерк, черты лица, а также волосы сделаны темно-красною краской; и дерево на левом берегу имеет широкий красный контур. Надпись греческая, исполнена белыми буквами.

На столбах по сторонам апсиды имеются очень испорченные, потерявшие почти все свои краски изображения двух святых. Одеты они в плащи, накинутые на левое плечо и застегнутые на груди, в руках держат мученические кресты. По-видимому, это – свв. князья-мученики Борис и Глеб, первые русские мученики, память которых особенно торжественно праздновалась в домонгольский период. В этом случае мы бы имели древнейший пример изображения их в настенной живописи, второй пример чего представляет алтарная роспись Спаса-Нередицы близ Новгорода 25, самого конца XII века. Почти с полною уверенностью можно признать фрески софийской Крещальни русским уже произведением XII века.

Мы, следовательно, забежали вперед: о русских мастерах еще речь впереди, когда мы будем говорить о мозаиках Михайловского и о фресках Кирилловского соборов. Но нам хотелось тут же, не прерывая описания росписи Св. Софии, упомянуть и о русских фресках Крещальни, чтобы показать, как построенный одним князем храм продолжает и при других князьях жить полною жизнью: если нужно, к нему прибавляются новые части, эти новые части расписываются, без всякой археологической подделки под старую манеру. Так всегда бывает в те эпохи, когда искусство по-настоящему живо и продолжает творить, отнюдь, конечно, не порывая связей с предшествующим развитием, но также отнюдь рабски под старые образцы не подлаживаясь. Можно только пожелать, чтобы и наши художники следовали мудрому примеру предков: творили свое, не порывая связей с предшественниками и не подделываясь под старое – ни под свое, ни под чужое…

Наряду с живописью, и скульптура была призвана для украшения Св. Софии. В настоящее время от этой скульптуры в самом храме на месте остались одни плиты, образующие перила хор, и так как эти плиты покрыты узорною резьбою лишь с освещенной стороны, т. е. со стороны, обращенной внутрь храма, то рассмотреть резьбу можно только издали – снизу или с противоположных хор, и посетители ее обыкновенно просто не замечают.

Некогда скульптура играла и в Св. Софии, как и в Десятинной церкви, гораздо более значительную роль: были и каменные колонны с резными главами (капителями), были дверные обрамления, были узорные фризы и т. д. От всего этого сохранились обломки, сложенные в настоящее время в Крещальне. Обломки эти – лишь жалкие остатки былого великолепия: то, что сейчас лежит в Крещальне, все – или мраморное, из простого светлого серого мрамора, или шиферное, а между тем, еще в конце XVI века секретарь короля Сигизмунда 26польского Гейденштейн видел в Св. Софии колонны из порфира, мрамора и алебастра. О том, что некогда действительно были в храме скульптурные части из драгоценных материалов, свидетельствует еще один нашедшийся в Св. Софии гладко отполированный небольшой кусок порфира. По-видимому, порфировые и алебастровые части были похищены во время униатского господства и пошли на украшение иных храмов.

Ни мрамора, ни, тем более, порфира в окрестностях Киева нет: обрабатывать эти породы камня русские каменосечцы явно не могли уметь, т. е. и материал, и мастера были заморские. Откуда? На этот вопрос ответ невозможен, пока киевские обломки не будут подвергнуты петрографическому исследованию. Дело в том, что в каждой местности мрамор имеет свое особое кристаллическое строение, и по этому строению можно определить происхождение любого куска мрамора. Вблизи Константинополя были, на Мраморном море, знаменитые Проконнисские каменоломни, снабжавшие мрамором и греческие города на Черноморском побережье, и я не вижу ничего невероятного в предположении, что через Константинополь мрамор шел вверх по Днепру до Киева. Порфир и в Константинополь привозился издалека, из Фракии и из Малой Азии, а следовательно, – мог привозиться непосредственно оттуда же и в Киев. Есть и на Кавказе и мрамор, и порфир – вполне допустимо, что и камень, и мастера проникли в Киев оттуда. Тут историк искусства без помощи специалиста-минералога ничего определенного не может сказать, тем более, что и рассмотрение узоров и сравнение их с соответствующими «византийскими» затруднено количественною недостаточностью при качественной незначительности софийских фрагментов.