Шамма Шахадат - Искусство жизни - Жизнь как предмет эстетического отношения в русской культуре XVI–XX веков

Дневник был опубликован в 1859 году.

О праздновании см.: Ключевский, 1991, 186 и Бергольц, 1859, 168 – 175. Приношу благодарность Андреа Вамслер [Andrea Wamsler], указавшей мне на дневник и предоставившей его текст.

К вопросу о разграничении текстуальной культуры, опирающейся на традицию не подлежащих изменению текстов, и регулярной культуры, организованной на основе правил, см.: Lachmann, 1994.

Смеховой мир Древней Руси (1976) и комическое начало в стиле поведения Ивана Грозного (1997) исследовались Д.С. Лихачевым, пародия в творчестве членов общества «Арзамас» была предметом анализа в работах Проскурина (1996), Герасимовой (1988), комическое начало в творчестве группы обэриутов, в которую входили чинари, – в работах Ханзен-Леве (1996а); специально чинарям посвятил свою работу Маткович (Matkovič, 1998).

Благодарю Томаса Хаушильда [Thomas Hauschild], указавшего мне на работу Ваксберга.

См.: Hansen-Löve, 1993b, 232 и далее.

О концепции карнавала у Бахтина см., в частности, предисловие Ренаты Лахманн к немецкому изданию книги о Рабле (Lachmann, 1995).

Бодлер (1962, 254) начинает с того, что проводит различие между понятием comique , которое он связывает с принципом подражания, и понятием grotesque , связанным с принципом творчества. В первом, по Бодлеру, получает отражение власть человека над человеком, во втором – власть человека над природой. Развивая свою мысль, Бодлер вместо слова comique , а также comique significatif употребляет выражение comique ordinaire, а то, что ранее было названо им grotesque , получает имя comique absolu . Отношение между comique ordinaire и comique absolu , по Бодлеру, такое же, как между тенденциозной поэзией и чистым искусством (L’art pour l’art) – см.: Смирнов, 1997, 74.

В сочинении Гоббса «О природе человека» («On Human Nature», 1650) смех выступает как подтверждение превосходства над ужасами жизни. Гоббса интересует психическое состояние осмеивающего, желание смеяться (цит. по: Greiner, 1992, 98).

Смех как предостережение со стороны общества тому, кто является (механически) другим (Bergson, 1908, 9 и далее).

Смех как с наслаждением ощущаемое превосходство («Остроумие и его отношение к бессознательному»).

См.: Смирнов, 1997, 74.

Обзор литературы по теме «карнавал и революция», в частности в связи с книгой Бахтина «Творчество Франсуа Рабле» и фильмом Эйзенштейна «Иван Грозный», см.: Drubeck-Meyer, 2001.

См.: Скрынников, 1975, 20. Книга Скрынникова об Иване Грозном, вышедшая в свет в 1975 году, была воспринята читателями как зашифрованная аналогия к биографии Сталина. См.: Torke, 1992, 360.

«Изгнан есмь от бояр, самовольства их ради, от своего достояния и скитаюся по странам, а може Бог никогда не оставит», – писал Иван в своей исповеди (цит. по: Скрынников, 1975, 99 – 106, 118 и далее).

См.: Скрынников, 1975, 195 – 206.

В кинокартине «Иван Грозный» Эйзенштейн удваивает эту знаковость, вводя в фильм (который и сам уже функционирует подобно театру) элементы театрального искусства. Друбек-Мейер (Drubeck-Meyer, 2001) отмечает поливалентность образов героев-диктаторов; Эйзенштейн проводит параллель не только между Иваном Грозным и Сталиным, но также и Гитлером, и высоко чтимым им Мейерхольдом, и самим собой.

Лихачев (1997, 360) указывает на тесную связь литературы и поведения, рассматривая литературное произведение как форму социального действия, а историю литературы как историю социального поведения авторов. Он различает две формы взаимодействия: 1) стиль является поведением; 2) стиль отражает поведение. В случае Ивана Грозного отношение текст – социальное действие соответствует второму варианту.

Как доказывает Лихачев, ирония является стилевой доминантой сочинений Ивана Грозного (1997, 366 и далее).

Иван Грозный пользовался этим псевдонимом и в другом контексте, а именно в «Послании неизвестному против лютеров Парфения Уродивого». В более обширном варианте этого текста (псевдоним в нем не используется) отсутствует фрагмент, отвергающий право мужчины жениться вторично после смерти жены. Сам Иван Грозный к этому времени заключал брак уже трижды и стремился к четвертому (см.: Лихачев, 1972, 13 и далее).

См.: Лихачев, 1972, 18; в Каноне ангел по имени не назван.