Гэри Ван Хаас - Юность Пикассо в Париже

Канвайлер, которого готовили к карьере финансиста, предпочел заниматься искусством и поселился в Париже, где открыл в 1907 году небольшую галерею. Его заинтересовали работы нескольких молодых художников, и вскоре уже он стал эксклюзивным агентом Жоржа Брака, Андре Дерена, Мориса де Вламинка, Фернана Леже и Хуана Гриса. Он также издавал много книг по искусству разных авторов, в том числе Гийома Аполлинера, Андре Мальро и Антонена Арто.

Воллар был явно взволнован. Он стоял за сценой и, выглядывая из-за длинных полотнищ задернутого занавеса из красного бархата, наблюдал за толпой гостей, которые рассаживались по местам.

– Амбруаз, – сказал Канвайлер, – я никогда не видел, чтобы вы так нервничали. В чем дело, дружище?

– Эта выставка или откроет передо мной большое будущее, или погубит меня. Пабло Пикассо заставил нас балансировать на зыбкой грани между абстракцией и фигуративностью. Некоторые из моих коллег боятся, что эту выставку объявят фарсом. А ведь на кону – будущее всего современного искусства.

– Понимаю… А что, ситуация настолько серьезна?

– Боюсь, что да.

У другого конца сцены, тоже за кулисами, стояли Пабло и Макс: они наблюдали за собравшейся толпой. Пабло казался спокойным.

– Это очень важный момент в твоей жизни, – сказал Макс. – Как, ты думаешь, они к этому отнесутся?

– Никогда не знаешь, что подумают критики, – ответил Пабло. Люди выстроились в проходах, ожидая, когда их рассадят по местам. – У нас на глазах критики погубили слишком много талантов, не так ли?

– А ты слышал о грядущей войне? – спросил Макс.

– Какой войне?

– Пока ты сидел в Госоли, вооруженные силы Германии и Австрии трудились сверхурочно – создавали условия для начала крупного общеевропейского конфликта.

– Зачем эти глупости?

– За время правления кайзера Вильгельма II Германия постепенно отошла от статус-кво и заняла куда более агрессивную позицию. Кайзер выступил против продления договора с Россией и заключил альянс с Австро-Венгрией.

– А нам какое до этого дело?

– Большое. Франция и Россия заключили союзническое соглашение, но Германия отказалась к нему присоединиться и теперь строит флот, что беспокоит британцев, поскольку угрожает их безопасности. К сожалению, Европа разделилась на два военных лагеря.

– Лагеря…

– Да, соединенные силы Британии, Франции и России называются Антантой, Германия же объединяется с Австрией. Мне, мой друг, война представляется неизбежной, и достаточно будет малейшей искры, чтобы ее разжечь.

– Ты, должно быть, шутишь. Война Европе совершенно не нужна, – возразил Пабло. – Ты уверен в том, что говоришь?

Подошли Воллар с Канвайлером и прервали их разговор, так что Макс не смог ответить на вопрос приятеля.

– Пабло, я хотел бы познакомить вас с моим старым другом и коллегой, – сказал Воллар. – Это Даниэль-Генри Канвайлер.

Пабло протянул руку для пожатия.

– Рад с вами познакомиться, месье.

– Месье Канвайлер – известный маршан и коллекционер из Германии, и, должен сказать, весьма успешный!

Пабло крепко пожал руку Канвайлера.

– А, так вы, должно быть, сочувствуете вооруженным силам Германии? – многозначительно глядя в глаза Канвайлеру, сказал Пабло.

Канвайлер чуть задумался, услышав такое странное предположение, но потом, удивленно подняв брови, рассмеялся.

– Нет, я не имею ничего общего с этой чепухой. Я просто торговец, который пытается заработать себе на жизнь.

– Приятно слышать, – сказал Пабло.

– Похоже, вы вызвали большой переполох с этим, как вы его называете, «кубизмом», – заметил Канвайлер. – Когда будет ясно, что все прошло хорошо, возможно, я договорюсь с Амбруазом и о других выставках в других местах.

– Вы хотите сказать – если станет ясно, что все прошло хорошо, и если это случится при моей жизни, – усмехнулся Пабло.

Канвайлер холодно взглянул на него.

– Ну у вас и характер! – и вдруг рассмеялся, чтобы снять возникшее напряжение.

Воллар снова выглянул из-за занавеса в зал, где увидел критика Феликса Батона, прибывшего с двумя молодыми людьми. Критик злобно хихикал, пока вся компания усаживалась на свободные места.

– Так-так, – протянул Воллар. – Явился Феликс Батон со своей свитой, туземцы обеспокоены.

– Пора… – торопил Пабло.

Воллар в последний раз внимательно посмотрел на художника, вышел в щель между полотнищами занавеса на авансцену и встал перед двумя сотнями людей, пришедших на открытие. Включился свет над сценой, а светильники в зале стали гаснуть и постепенно потухли совсем.