Антон Нестеров - Колесо Фортуны. Репрезентация человека и мира в английской культуре начала Нового века

Кроме того, укажем на более ранний «Портрет неизвестной леди с белкой» (1528), написанный Гансом Гольбейном во время его визита в Англию, и портрет королевы Елизаветы с горностаем работы Уильяма Сигара (1575).

Обратим внимание, что все названные портреты – женские. Исключение составляют портрет Роберта Дадли, графа Лестера, с собакой, созданный Севеном ван дер Меленом между 1565 и 1570 гг., и портрет Генри Ризли, графа Саутгемптона (1603), написанный Джоном де Крицем, где граф изображен во время заключения в Тауэре: на этом портрете присутствует кот, сидящий на окне.

Видимо, пес – прежде всего олицетворение верности, – качества, которое выражено в основном девизе сэра Генри: «Fide et Constantia» («Верностью и постоянством»). Сама иконография «дворянина с собакой, выступающей как олицетворение преданности и верности» – довольно типична для континентального портрета рубежа веков – и немецкого, и испанского. Отметим, что портрет Роберта Дадли с псом никаких легенд вокруг себя не создал. То, что делает портрет Генри Ли с собакой необычным, – это стихотворный текст.

Действительно, поэтические инскрипты на портретах елизаветинцев довольно редки. Можно назвать несколько произведений, где присутствуют латинские стихи (таков портрет антиквара Уильяма Кэмдена, выполненный Маркусом Гирартсом и хранящийся в оксфордской Бодлиановской библиотеке; и очень необычный «астрологический портрет» Кристофера Хэттона с латинским стихотворением и изображением Сатурна и парок на другой стороне доски). Что касается английских стихотворений, то мы встречаем их на автопортрете Джорджа Гувера (1579) (ил. 38) и еще двух работах, выполненных Маркусом Гирартсом Младшим для Генри Ли портрете королевы Елизаветы, созданном в честь ее посещения поместья Дитчли (1592), и «Персидской леди» – одной из самых загадочных картин той эпохи (ил. 17, 40).

Стевен ван дер Мелен (?). Роберт Дадли, графЛестер.Ок. 1564 г. Ваддесдон, Собрание Ротшильдов

На автопортрете Гувера присутствует своего рода эмблема – весы: на одной чаше лежит фамильный герб художника, происходившего из весьма знатного рода, на другой – циркуль, и последний перевешивает. Циркуль – инструмент, которым пользовались живописцы и архитекторы для измерения пропорций; он же – один из атрибутов Создателя: есть множество изображений, на которых Господь, творящий Вселенную, вымеряет мироздание циркулем. Стихотворение на портрете призвано изъяснить эту аллегорию:

Стихотворный текст заостряет парадоксальность самоидентификации художника и образа, представленного на портрете: дворянин с палитрою – фигура для елизаветинской эпохи весьма и весьма необычная. Использование эмблематического образа – весов с циркулем и гербом на их чашах – как бы приглашает к размышлению над явленным парадоксом. Но при всем том Гувер, создавая автопортрет, далек от того, чтобы вкладывать в него какие-то дополнительные мерцающие смыслы, столь свойственные искусству emblemata, ориентированному на то, что Бенвеннуто Челлини определял формулой: «Находить невидимые вещи, скрытые в тени естественных предметов». [380]Гувер использует эмблему, но вовсе не стремится превратить в эмблему сам автопортрет – достаточно отметить, что на нем отсутствует девиз.

Портреты же со стихотворными инскриптами, выполненные Маркусом Гирартсом для Генри Ли, тяготеют именно к эмблематичности. Ярче всего это раскрывается в портрете неизвестной дамы, получившем название «Персидская леди» и изначально висевшем в галерее поместья Дитчли. Несмотря на усилия современных исследователей выяснить, кто именно послужил для него моделью и по какому поводу он был написан, однозначного ответа на эти вопросы пока не найдено.