Антон Нестеров - Колесо Фортуны. Репрезентация человека и мира в английской культуре начала Нового века

Тем самым контекст, в котором «работает» стихотворение Донна, гораздо шире, чем просто представление о четверице стихий как основе мира – речь идет именно об алхимическом магистерии, и именно он задает высокий трагизм стихотворения. В результате описанных операций алхимик получает чаемое – камень. Но лирический герой Донна вовсе не «трансмутирует» в Совершеннейшее Творение. Со смертью возлюбленной он лишь стремительнее движется к закату – ибо там, за гранью видимости, его ожидает соединение с ней. Донн не столько «перелагает» Opus alchemicum стихами, сколько отталкивается от него, за счет этого создавая напряженную, предельную трагичность стихотворения. А алхимическая образность служит здесь лишь материалом для порождения метафоры (ил. 58).

Крайне важна алхимическая образность для стихотворения «Ноктюрн в день святой Люси, самый короткий день года» («Nocturnall upon S. Lucies day, being the shortest day»), поднесенного Донном своей покровительнице, Люси Харигнтон, графине Бедфорд (ил. 56). В этом стихотворении космология и алхимия сплетены воедино. День Св. Люси – своего рода полночная кульминация годового цикла – самый короткий день года, точка зимнего солнцестояния. Св. Люция, погибшая во времена Диоклетиановых гонений на церковь, почиталась покровительницей зрения, а само имя ее ассоциировалось со светом. Однако название донновского стихотворения: «Ноктюрн» – парадоксальным образом отсылает к ночному времени суток, ибо «ноктюрном» ранние христиане называли ночной молебен, который служили в полночь. [539]В основе стихотворения, по наблюдениям исследователей, лежит форма литании Деве Марии, [540]и литургическая торжественность тона создает очень сильный эффект:

Обратим внимание на упоминаемый здесь «животворящий бальзам». После Парацельса это сочетание стало синонимом «жизненного эликсира», и само понятие ассоциировалось более с алхимическими, нежели с медицинскими практиками. Алхимические аллюзии крайне важны для понимания этого стихотворения, как мы увидим ниже. Пока же укажем на одну немаловажную астрологическую деталь – абсолютно внятную современникам Донна, – ибо знание азов астрологии входило тогда в самое «неспециальное» образование. Зимнее солнцестояние происходит в знаке Козерога. Знак этот является домом Сатурна. В общераспространенной символике той эпохи Сатурн олицетворял разрушительную работу времени, [542]а в алхимии связывался со стадией nigredo – «распускания материи» до первовещества, о чем мы уже упоминали выше.

Среди алхимических операций, обязательных для этой стадии, присутствует и операция кальцинации – прокаливания до шлакообразного вещества, призванная получить чистую, беспримесную материю, соотносимую со стихией «земли», в которой отсутствует малейшая примесь стихии «воды» (ил 57).

Таким образом, мы видим, что «мертвая» земля в разбираемом стихотворении – не столько порожденный фантазией поэта образ, сколько вполне конкретная алхимическая аллюзия.

В следующей строфе алхимическая образность получает дальнейшее развитие:

Как мы говорили выше, алхимик проводит материю через смерть и воскрешает ее обновленной и исцеленной – такой, которой она предстанет после Второго Пришествия, в мире, где «новое небо и новая земля, ибо прежнее небо и прежняя земля миновали» (Откр. 21, 1). Мысль Донна продолжает развиваться в алхимически-религиозном контексте – именно он позволяет дерзновенно уравнять пришествие Христа и возвращение весны. Однако дальше Донн поясняет, что речь идет об особой алхимии – происходящая с ним трансмутация ведет не к вечной жизни, но – к смерти. Продукт алхимических операций – философский камень, являющийся квинтэссенцией четырех стихий: «земли», «воды», «воздуха» и «огня». Лирический же герой «Ноктюрна» есть квинтэссенция четырех вещей, не обладающих самостоятельным бытием: «лишенности, отсутствия, тьмы и смерти».