Виктор Меркушев - Зеленое солнце Санкт-Петербурга (сборник)

Никогда невозможно предопределить, чем обернется будущее время. Наверняка, Петр, устраивая «русский Амстердам» на равнинных берегах Невы, видел его чем-то похожим на голландский образец, во всяком случае, в каких-либо характерных чертах образа – например, господства вертикалей: шпилей, башенок и остроконечных крыш над спокойной водной стихией.

Петр хорошо знал, что такое русская стихия в смысле прямом и переносном. Возможно, поэтому роль случая и самопроизвольного развития с самого начала сводилась к минимуму, город строился, и формировалась его культурная среда строго по человеческим предписаниям. Но вышло так, что сменивший барокко классицизм предполагал иные средства организации среды – и на смену островерхим сооружениям, с легкой руки Ж.-Б. Валлен-Деламота, в городе стали появляться арки.

Город принял и вобрал в себя этот извечный архитектурный сюжет от монументальных, веющих Древним Римом арок Валлен-Деламота, до очеловеченных, уже без Олимпийского величия, арок Сюзора. Арка трансформировалась, меняла декор, приспосабливалась к запросам любой эпохи, выживала в любом архитектурном стиле, путешествуя во времени и переселяясь в новостройки. Облик исторической части города всегда формировался с учетом особенностей существующей архитектурной среды. Поэтому во вновь возводимых зданиях появлялись элементы соседних сооружений, возрождаемые в новых формах.

Дугообразную структуру обрели многие петербургские мосты, контуры дверей и окон, а нередко и самих фасадов, – достаточно вспомнить здание Генерального Штаба или Первый жилой дом Ленсовета. В результате город приобрел единственный, ни с чем не сравнимый облик. И если Москва это – замысловатость и полифония неправильных форм и лишь в последние десятки лет тяготение к прямоугольное™, как и в большинстве российских городов, то Петербург – это торжество элементов окружности: полукружий, радиусов, секторов, сегментов. .. Элемент круга, как нельзя лучше соответствует городскому «genius urbo», – в нем, при всей своей правильности, какая-то зыбкость и неравновесность.

Естественная завершенность арки, несмотря на свою простоту, таит в себе много загадочного, заставляющего сильнее прочувствовать все смысловые установки, заложенные зодчими. Вероятно, это заключено в ассоциативности человеческого восприятия – дуга, почти всегда, воспринимается отвлеченно, абстрактно, взгляд скользит по ее поверхности, останавливаясь лишь в зените, где обычно находится декоративный рельеф – растительный узор или маска. Наполненность петербургской архитектуры правильными криволинейными формами особенно заметна после того, как над городом прошумит ливень – блестящие от воды мостовые зеркалят полукружия, превращая их в круги, отражают в реках и каналах мосты свои потемневшие изогнутые спины, а навстречу солнцу восходит радуга – самая большая городская семицветная арка. И как к лицу она Петербургу!

Конечно, прав был архитектор И. Жолтовский, понимавший под задачей зодчих не просто организацию пространства, но и организацию человеческой психики. Но верно, пожалуй, и то, что способность воплотить в жизнь те или иные идеи во многом зависит от общественных настроений, также как и их содержание. Уставшее от эзотерических концепций и мистики рубежа XIX —XX веков, общество качнулось в другую сторону в своих предпочтениях, всё более тяготея к ясности и простоте. Согласно версии искусствоведа С. Хан-Магомедова, наибольший интерес в такой ситуации представляют «позавчерашние» ценности, и десятые годы прошли под знаком поиска стиля. А уже к середине двадцатых повсеместно утвердился функционализм, за которым в России закрепился более понятный термин – конструктивизм.

И. Фомин, не будучи приверженцем этого направления, но всё же испытавший влияние конструктивизма, писал: «Архитектура наша должна быть лишена изнеженности, роскоши, мистики и романтизма. Стиль наш должен быть простой, здоровый, со строгими, четкими лаконичными формами, но вместе с тем бодрый, яркий и жизнерадостный». Насколько конструктивизм опирался на предшествующий опыт? Ведь если принять на веру утверждение Хан-Магомедова, то стиль, пришедший на смену модерну, должен быть по крайней мере родственен классицизму. Но время неоклассики наступит позднее – к середине тридцатых, а пока безраздельно доминировали рационалистические принципы построения архитектурных форм.