Ростислав Рыбаков - Индия. 33 незабываемые встречи

Но тут икры пришли в движенье,
Как в миг последнего распада!!
Лишь зверь смотрел без выраженья В слепую пустошь зоосада,
Где я стоял.

В Москве сегодня как в Калькутте,
Здесь 26, там 26 —
Где плюс, где минус, не забудьте,
Но холодает там и здесь.

Калькутта вся дымит кострами
И рикши греются, дрожа,
И прячутся под свитерами,
Теплом, как жизнью, дорожа.

Мы ж сменим майки на фуфайки,
Поверх пиджак, потом доха…
А снег идет, и птичьи стайки
Спешат укрыться от греха.

Какие разные картины!
Но сходство, между прочим, есть —
Перед морозом все едино.
Нам 26, им 26.

Народу, транспорту и зданьям
Всем одинаково видна,
Танцует Падма Субраманьям
На желтой площади, одна.

Иная в каждое мгновенье,
Она – пчела, она – цветок,
И смел каскад ее движений,
Ее прозрений чист поток.

Она тасует персонажи
Богинь, красавиц и мегер,
В ней проступает Бог… и даже
Развратный принц в тисках гетер.

Маня – то взглядом, то бровями, —
В пыли браслетами звеня,
Сегодня – строго между нами —
Она танцует для меня.

А вечером тишайшей ланью,
Клубком свернувшись, цедит сок,
И гасит выплески желаний,
В тончайший кутаясь платок

Веет слишком сладостно из Рая,
И претит горячей вонью Ад…
Говорят, индусы, умирая,
В жизнь иную здесь бросают взгляд.

И по их легендам и поверьям
Взгляд последний есть и первый взгляд,
За приоткрывающейся дверью
Встретят те, кто здесь вокруг стоят.

И когда мне белый свет задраят
Я сквозь смертный разгляжу покров
Гопурамы храмов Мадурай
С сонмом марципановых божков.

Во Вселенной места нет разлуке,
Здесь и там со мной пребудешь Ты —
Полуузнаваемые руки,
Полуизмененные черты.

Я из ямы выйду в Царство Ямы.
Пусть Тебе еще здесь жить и цвесть,
Там ни индуизма, ни ислама,
Ни христианства нет.
А встреча есть!

Виват, Бернье, ау, Алаев!
Как мне б хотелось, налегке,
Пройти на юг от Гималаев
С трехрогим посохом в руке!

Но все расписано до лета,
Экзамен, кафедра, зачет,
И ждет меня по кабинетам
Студентов маленький народ.

По Ганди – компромисса ради
Я уступлю фортуне злой.
Приду в костюме, при параде,
Покрытый пеплом и золой;

Босой, в вишневых бусах «мала»,
Потупив бороду свою,
В зачетки выставлю всем баллы —
И мантру Шиве запою!

Как пошл мир, как глухи струны,
Дорога жизни так темна…
Из-за задворок Хумаюна
Восходит желтая луна.

Миг и волшебен, и обыден.
В ней свет, и вечность, и покой,
И Путь становится мне виден,
Хранимый, Индия, тобой.

Синий бриз Аравийского моря
И пустынная бледность песка…
В океанском и в пляжном просторе
Необъятного света тоска.

В желтом зное расплылся Карачи,
Опустилась ковром тишина,
Лишь по-детски жалобно плачет
Заклинателя змеев зурна.

Ближе к вечеру камень нагретый
Все, что взято у Солнца взаймы,
Возвратит. Ох, какое же лето
Предстоит нам с уходом зимы?!

Раджастхан: песочная химера.
Злой верблюд как раб – у колеса.
Вычурных хавели Джайсалмера
Сыпется медовая краса.

Раб всю жизнь идет, бредет по кругу,
Колесо натужное визжит.
Здесь вода важней врага и друга,
Здесь вода синоним слова жить.

Монотонны сказки здесь и пляски.
Из пустыни жарко веет страх.
Кто ж придумал яростные краски
Раджастханских сари в деревнях?!

Бесконечность. Быстротечность.
Мы и здесь с тобой и там,
И просвечивает млечность
В мелочах, открытых нам.

Жизнь и Вечность – устремленье
Из одной в простор другой,
Бело-черное движенье
В ослепительный покой.

Между ними нет порога,
Между ними только миг,
Просто здесь мы слышим Бога,
Там, быть может, видим Лик