Мэри Норрис - Роман с Грецией. Путешествие в страну солнца и оливок

Но иногда я не могу удержаться. Возможно ли, чтобы в книге, рассказывающей о греческом языке, не было вкраплений греческих слов? Ведь это то же самое, что предложить человеку несколько лакомых кусочков, чтобы соблазнить его попробовать настоящую амброзию. Вы уже и так знаете гораздо больше греческих слов, чем думаете. Часть из них прошла горнило латыни, но фрагменты греческого до сих пор узнаваемы во множестве английских слов.

При этом греческий многие считают непостижимым, а саму Грецию – задворками Евросоюза, находящегося под властью Германии. Жителей Эллады представляют бедными родственниками итальянцев, а экономику страны – одним сплошным затянувшимся кризисом. На неоновых вывесках в Афинах все чаще и чаще можно увидеть английские слова, и меня это беспокоит. Хотя классический греческий язык переживает свой расцвет и у переводчиков возрождается интерес к Гомеру, современный язык, возможно, умирает. Мы используем мифологические имена во всех сферах жизни: космическая программа «Аполлон», роскошный шарф «Эрмес» (Herm e s), молочные продукты фирмы «Олимп». Однажды я обнаружила парковку «Афина» в Лос-Анджелесе, городе ангелов, получившем свое название – через испанский – от греческого слова α γγελος («ангел, вестник»). В общем, уместнее говорить скорее о нашей связи с греческим, чем о его инаковости для нас. Мне бы хотелось, чтобы люди не испытывали оторопи при виде греческих букв, ведь именно Греция подарила нам алфавит (αλϕ α βητο). Любой путешественник, имеющий хоть толику воображения, должен быть в состоянии издалека различить слово ΤΑΒEΡΝΑ и, направив свои стопы в таверну, быть абсолютно уверенным, что там он найдет узкое плетеное кресло с прямой спинкой (немного неудобное для большой американской задницы, но ведь нельзя иметь все сразу), стакан греческой водки узо, разбавленной водой со льдом, и что-нибудь поесть – может быть, тарелку крошечной жареной рыбки вроде той, которой кормят тюленей, или сыр фета, нарезанный кубиками размером с игральную кость. И конечно же, кошку под столом, выпрашивающую у вас кусочек.

Однажды Эд Стрингем, взяв на себя роль турагента, прочертил мне маршрут в Эгейском море, вызвав в моем воображении православных монахов, греческих моряков, жаренного для праздничного застолья ягненка, – и открыл мне новый мир. Я надеюсь передать эстафету дальше, поделившись тем, что греческий язык и сама Греция теперь значат для меня, ненасытного путешественника и человека, долгие годы посвятившего их изучению. Словно по волшебству, мне порой кажется, что весь остальной мир говорит со мной на греческом. Я надеюсь, что благодаря моей книге вы тоже сможете ощутить это волшебство. Π α με, как говорят греки. Поехали!

Несколько лет назад, возвращаясь домой после потрясающей поездки в Грецию, я присмотрела в аэропорту Франкфурта, где делала пересадку, книгу Вирджинии Вулф «Обыкновенный читатель». Среди прочих эссе в ней было и «О незнании греческого». У меня оставалось еще достаточно евро, чтобы купить небольшую книгу в мягкой обложке и гигантскую кружку пива. Если бы денег не хватало, я бы предпочла пиво: меня мучила жажда, я была в Германии и в моей домашней библиотеке уже имелась книга «Обыкновенный читатель». Однако меня удивил тот факт, что произведение, вышедшее из-под пера Вирджинии Вулф, сочли самолетным чтивом.

Я полагала, что в эссе «О незнании греческого» писательница рассказывает, как отец запретил ей изучать греческий, точно так же как некогда мой отец поступил со мной. Я живо себе представила, как юная Вирджиния Стивен дуется в своей комнате, пытаясь постичь не поддающийся пониманию алфавит, пока ее брат вместе с отцом упиваются трудами Платона и Аристотеля внизу, в библиотеке.

Очевидно, в свое время я ушла не дальше заглавия. Конечно же , Вирджиния Вулф знала язык. Ведь всё эссе – это пеан [22] Жанр древнегреческой поэзии, хоровая песнь, исполнявшаяся изначально в честь Аполлона, а затем и в честь других богов. , хвалебная песнь греческому. Ее отец, Лесли Стивен, был писателем и литературным критиком, и, когда Вирджинии было около пятнадцати, она начала изучать язык дома, просто забавы ради. Она посещала занятия в Королевском колледже Лондона (на женском отделении), а ее брат Тоби учился в Кембридже. И хотя Вирджиния не получила полноценного университетского образования, несколько лет она брала частные уроки у мисс Джанет Кейс [23] Джанет Кейс (1863–1937) – английская исследовательница античности, преподаватель древнегреческого и борец за права женщин. . Еще учась в Кембридже, Джанет в 1885 году сыграла Афину в трагедии «Эвмениды» Эсхила – роль, благодаря которой ее запомнили. Мисс Кейс и мисс Стивен (как тогда звали Вирджинию) читали на уроках Эсхила. Для Вулф, опубликовавшей эссе в 1925 году, «незнание греческого» означало невозможность до конца проникнуть в замысел драматурга, ведь неизвестно, как именно звучал древний язык. «Нам не дано полностью уловить смысл греческого предложения, как мы можем это сделать с английским», – пишет она. В трагедии «Агамемнон» первое же изречение Кассандры – провидицы, которую привезли в Микены из Трои в качестве военного трофея и в пророчества которой никто не верил, – не просто невозможно перевести, оно звучит совершенно невразумительно: ο τοτοτοῖ – это даже не слово, а просто нечленораздельные слоги, вопль отчаяния троянской царевны. «Обнаженный крик» – называет его Вулф. Возможно, это звукоподражательное выражение ее конвульсивных рыданий. И хор, и Клитемнестра сравнивают стенания Кассандры с криками птиц. Максимум, который в данном случае может предложить английский язык, – это транслитерация греческих букв Otototoi или приблизительный перевод, что-то вроде «Господи боже!» или «О горе мне!». Вулф пишет, что «нет смысла… читать греческие произведения в переводах». Английская писательница не знала греческого в том смысле, в каком пчелы не знают пыльцы. По сравнению с ней я была просто ребенком с набором деревянных кубиков, на которых нарисованы буквы, яблоки и бананы. Ότοτοτοῖ!