Мэри Норрис - Роман с Грецией. Путешествие в страну солнца и оливок

И как только мы обходились без «окей»? «Окей» – это точка опоры (окей, а теперь я собираюсь написать об «окей»); с помощью этого слова мы допытываемся ответа от слушателя (я собираюсь поговорить об «окей», окей?); им мы обозначаем начало конца дискуссии (вот и все, что я собиралась сказать, окей?). «Окей» стало настолько характерным для неформальной речи, что мы играем с ним, сокращая в СМС до одной буквы К, или произносим утрированно на австралийский манер «кай?».

В английском множество речевых оборотов, которые звучат очаровательно, но порой вовсе не поддаются определению. И знаете что? То же самое было и в древнегреческом. Именно благодаря этим выражениям Сократ у Платона кажется таким живым. Они придают языку индивидуальность. Без них человек превратился бы в говорящий автомат. Я была поражена, читая платоновскую «Апологию Сократа»: сколько нюансов добавляют речи Сократа эти словечки, они сродни подталкиванию локтем для привлечения внимания, подмигиваниям, гримаскам. Так и вижу, как Сократ словно тычет своего слушателя, когда читаю что-нибудь вроде доверительного «Неужто не знаете?». Герберт Смайт из Гарвардского университета в 1920 году посвятил сорок страниц своей «Греческой грамматики» таким вот выражениям. В 1934 году другой ученый, Джон Деннистон, опубликовал книгу «Греческие частицы», отдав этой теме все шестьсот страниц. Смайт пишет, что частицы «зачастую не поддаются переводу отдельными словами, английские эквиваленты бывают слишком эмоциональными и нескладными по сравнению с легким и грациозным греческим оригиналом».

Одно из первых вводных слов, с которым сталкивается студент, изучающий древнегреческий, состоит из двух частей: μ ε ν и δ ε . Переводятся они обычно как «с одной стороны» и «с другой стороны». В английском этот оборот, с одной стороны, всегда казался мне очень тяжеловесным, предсказуемым и скучным. А с другой – нет сомнения, что это неделимая фигура речи. В «Нью-йоркере» нельзя написать «с другой стороны», не употребив первую часть, «с одной стороны»: мы проверяем такие вещи. Греческий язык не отличается такой строгостью. Люди влюбляются в μ ε ν и δ ε , их восторгает, как привычное использование этих оборотов раскрывает греческий характер, как будто понятие антитезы является неотъемлемой частью языка.

Одной из самых простых частиц, используемых в современном греческом языке, является καί – это и соединительный союз «и», и наречие «тоже». В списках греки постоянно вставляли καί между словами, и это повторяющееся «и» несло не больше смысловой нагрузки, чем запятая. Грекам поэтому никогда не приходилось думать о запятой в перечислениях. Καί εγ ω переводится как скромное возражение: «Я со своей стороны»; в разговорной речи есть соблазн перевести его как «имхо». Однако καί имеет еще и другое значение – «молить, просить» – и является эмоциональным акцентом в предложении, например: «А как бы вы объяснили частицы, скажите на милость?» В сочетании с другими частицами καί, как пишет Смайт, «часто приобретает смысловой оттенок, который трудно перевести». Τι καί (буквально «и что»), выражаясь мягко, можно перевести как «что за ерунда!». Ну а в более грубой манере это прозвучит как «какого черта?».

Какого черта, Сократ?

К сожалению, как говорит Смайт, эти непереводимые словесные модуляции всё равно старательно переводят – иногда чтобы сохранить старомодный стиль. И если в текстах Шекспира все эти «поистине» или «сдается мне» смотрятся органично, то в текстах Сократа им вряд ли место, ведь он жил не в елизаветинскую эпоху. Иисус мог сказать: «Истинно говорю вам», но Сократ не был фигурой Нового Завета. Он был реальным человеком, и ему были не чужды слова, услышав которые еврейская бабушка могла бы сказать: «Таки ша».

И что же нам тогда делать? С одной стороны, перевод в лоб не добавит Сократу последователей, с другой – неформальный подход может сделать его слова более правдоподобными. Росселлини в фильме о Сократе вкладывает в его уста итальянское A presto – «До скорого», когда тот прощается с учениками. Смайт отмечает одно из значений выражения μ ε ν δ η , которое немного отличается от δ ε и может переводиться как «Довольно об этом» – так в интерпретации Роберта Фицджеральда звучат слова Одиссея, после того как он разобрался с женихами Пенелопы. У меня они вызвали приступ хохота, но, очевидно, именно так греки и разговаривали друг с другом, когда завершали какие-то свои дела.