Стефан Кларк - Самый французский английский король. Жизнь и приключения Эдуарда VII

Личное вмешательство Берти срочно потребовалось 6 октября 1908 года, когда император Австро-Венгрии Франц-Иосиф, один из старейших европейских коллег Берти и прежде надежный друг, вдруг объявил о том, что он аннексирует Боснию и Герцеговину.

Эти строчки обычно пугают тех, кто читает книги по истории начала XX века, и небезосновательно. Достаточно сказать, что аннексия этой небольшой балканской территории породила цепную реакцию в европейской политике, начиная с ропота в соседней Сербии, продолжая повстанческим движением в Болгарии, раздражением в Италии, яростью в России, призывами к спокойствию со стороны всех остальных, за исключением немцев, и заканчивая Первой мировой войной. А пока Британия, Франция и Россия потребовали срочных переговоров по вопросу Боснии и Герцеговины, которые Вильгельм всячески тормозил, придираясь к дате, месту проведения и формату. В конечном итоге дотянули до апреля следующего года, когда все согласились с аннексией, к немалому огорчению большинства европейских лидеров. Запах войны витал в воздухе, и завитые усы Вильгельма подрагивали в предвкушении драчки.

К концу того же сумбурного октября 1908 года напряженность усилилась еще больше, когда английская газета «Дейли телеграф» опубликовала интервью с Вильгельмом. В нем он клялся, отказавшись от имперского тона, в дружбе с Британией, уверяя, что англичане «совсем спятили», если не верят ему. «Разве я когда-нибудь нарушал свое слово? – вопрошал он, прекрасно зная, что такое бывало, и не раз. – Ложь и увиливание чужды моей натуре. Мои поступки говорят сами за себя, но вы [британцы] слушаете не их, а тех, кто неправильно их интерпретирует или вовсе искажает. Я воспринимаю это как личное оскорбление и возмущаюсь до глубины души. Когда меня неправильно понимают, когда мои неоднократные предложения дружбы подвергают сомнению и ищут в них подвох, все это серьезно истощает мое терпение».

Он продолжил интервью угрозами, плохо завуалированными, как тело исполнительницы танца живота в портовом баре Танжера: «Германия – молодая и растущая империя. Она ведет торговлю по всему миру, которая быстро расширяется, ломая все границы, и это приветствуют патриотически настроенные немцы. Германия должна иметь мощный флот для защиты своей торговли и многообразных интересов даже в самых далеких морях. Германия ожидает, что ее интересы будут охватывать все большие территории, и она должна быть в состоянии мужественно защищать их в любых уголках земного шара. Наши горизонты простираются очень далеко». Очень похожие мечты о мировом господстве – и неискренние обещания мира – будут выражены другим немцем тридцать лет спустя.

К счастью для Англии, пробританская часть интервью Вильгельма настолько распалила немецких патриотов, что кайзер был распят собственной прессой и призван к порядку собственным правительством. Вильгельм опять получил доказательство того, что никто его не любит, и, видимо, впал в привычную детскую истерику.

Вскоре после этого все стало еще хуже как для кайзера Вильгельма, так и для его дяди. Было объявлено, что американский журнал «Сенчури» собирается публиковать очередное интервью с разговорчивым кайзером. Журналист У. Б. Хейл побеседовал с ним на борту императорской яхты и получил разрешение Министерства иностранных дел Германии на публикацию записи беседы. Однако из-за скандала с британской «Телеграф» немцы вскоре опротестовали свое разрешение. К сожалению, не обошлось без утечек, и синопсис все-таки был напечатан в британской прессе, так что всем открылся возбужденный и местами даже воинственный характер заявлений кайзера. «Если общеевропейская война, о которой так много говорят, неизбежна, чем раньше она случится, тем лучше, – процитировал Вильгельма „Обсервер“. – Германия давно готова и уже устала от неопределенности… – предупредил кайзер. – Король Эдуард унижает Его Императорское Величество в течение более чем двух лет, и он [Вильгельм] крайне раздражен… Е[еппелины дадут Германии мощное преимущество в войне, и она готова использовать его в полной мере». Вильгельм даже предложил идею антибританского альянса между Германией и США. Англию он назвал «упаднической и вероломной» нацией и в разделе интервью, не приведенном в британской прессе, позволил себе более хлесткие замечания о моральных устоях Берти.

Вильгельм открестился от приписываемых ему слов, но все это выглядело достаточно правдоподобно, и, не будь Берти столь искушенным дипломатом и политиком, он бы, вероятно, решил, что его безумный племянник перешел все границы дозволенного. Однако в тот переломный момент истории Европы Берти еще раз доказал, что он идеально подходит на роль капитана терпящего бедствие судна и что он (в отличие от Вильгельма) прожил достаточно, чтобы научиться расставлять приоритеты. Правда, это были приоритеты несколько во французском духе, с акцентом на удовольствия, но они позволили Берти пережить бурю и удержать европейский корабль на плаву.