Эндрю Уилсон - Александр Маккуин. Кровь под кожей

Новшеством, не виданным прежде на подиумах высокой моды, стали и необычные прически. «Волосы моделей накрутили на бигуди или уложили в огромные компостные кучи, а в одном случае соорудили на голове такой высокий светлый зиккурат, что странно, как бедняге удалось надеть чепец и завязать его на затылке», – писал Чип Браун в журнале «Нью-Йорк». Одна модель вышла в соломенной шляпе, изображавшей птичью клетку, с живой певчей птицей внутри, а другая «бедная модель вынуждена была шагать по подиуму наугад, так как ее голова и лицо были закутаны красной чадрой. И все же ей пришлось легче, чем ее спутнице Онор Фрейзер, которая несла сокола на специальной перчатке». Браун в заключение написал, что образный ряд вызывает противоречивую реакцию: «Анимализм, власть, беспомощность, деградация и независимость, а во всем остальном – смесь категорий хищника и жертвы». [600]

Маккуин сам пережил каждую из этих стадий. Он был одновременно и сумасшедшим врачом, который препарировал традиции моды и воссоздавал фрагменты для получения совершенно нового имиджа, и жертвой, объектом сексуальных домогательств и эксплуатации, которому иногда казалось, что он воскрес из мертвых. Желание освободиться от телесной оболочки, которое иногда посещало его, можно было сдерживать лишь временно. Его стратегия выживания сводилась к тому, что он заново прокручивал в уме свои страхи и фантазии, сидевшие в подсознании и связанные с сексом; каждый показ служил для него своего рода катарсисом, очищением. Разве высокая мода не должна помочь женщинам чувствовать себя прекрасными, а не странными? – спрашивала Сьюзи Менкес в International Gerald Tribune на следующий день после показа. В тот раз Менкес не поняла главного. Маккуин делал такие вещи не для женщин; скорее, он создавал их для себя. Создание коллекции служило для него своего рода психотерапией. Если рассматривать его коллекции в таком ключе, их можно считать визуальным эквивалентом сказок, жанра, с помощью которого творец и потребитель равным образом выражают свои тревоги и глубоко спрятанные желания. «Меня интересует то, что происходит у людей в голове, то, в чем никто не хочет признаваться и с чем никто не хочет иметь дела, – говорил Маккуин. – Показы выявляют то, что зарыто у людей в душе». [601]

После показа Ли и Меррей решили сбежать от гнетущей парижской жары в Шотландию. Вместе с бывшей соседкой по квартире Майрой Чей Гайд они сняли домик в Пеннане, на побережье Абердиншира. Они жили просто, сами готовили, а по вечерам играли в домино. 15 июля 1997 года, еще находясь в Шотландии, они узнали об убийстве Джанни Версаче. Через шесть недель, утром 31 августа, в доме на Коулмен-Филдз зазвонил телефон. Пара еще лежала в постели, поэтому Меррей перегнулся через Ли, чтобы ответить. Звонила Джойс Маккуин; она велела ему включить телевизор и бросила трубку. Как миллионы других, Ли повергла в шок весть о гибели принцессы Дианы. Он признавался Меррею, что Диана – единственная из королевской семьи, для кого ему хотелось бы сшить платье. «Когда Диана погибла, он плакал. Много дней после ее смерти он ходил совершенно подавленный», – вспоминает его сестра Джеки. [602]

Для Маккуина смерть казалась не далекой незнакомкой, а его тенью, призраком, который всегда рядом. «Важно смотреть на смерть, потому что она – часть жизни, – говорил он. – Это печально и грустно, но в то же время романтично. Это конец цикла – все на свете имеет конец. Цикл жизни позитивен, потому что дает место чему-то новому». [603]

В конце 1997 года отношения Ли и Меррея ухудшились. «Дом Givenchy начал его угнетать, – вспоминает Меррей. – Он ездил в Париж один, и мы долго ссорились по телефону из-за пустяков». [604]

В сентябре, в отсутствие Меррея, Ли пошел в лондонский клуб на Уэст-Сентрал-стрит под названием The End, где познакомился с 21-летним Арчи Ридом, симпатичным блондином, который раньше был женат, и у него была дочь. Их сразу потянуло друг к другу. В дом на Коулмен-Филдз они вернулись вместе. «Мне в нем все нравилось, – говорит Арчи. – Мы оба выросли в лондонском Ист-Энде, говорили на одном языке, знали одних и тех же людей. Мы не морочили друг другу голову, вот что нравилось нам обоим. Вскоре мы вспомнили, что уже встречались много лет назад, когда Ли работал в пабе «Отражения» в Стратфорде». Отношения пары продолжались с перерывами целых двенадцать лет. Правда, иногда они подолгу не виделись. Тем не менее Арчи считает, что знает Ли лучше, чем другие. «В нем как будто сидело много разных людей – вот старушка, которая играет в лото, вот мальчик по вызову, вот маленький потерянный мальчик. Но Ли, каким он был на публике, совсем не тот Ли, какого вы увидели бы дома; там он был маленьким, необычайно милым и любящим мальчиком в пижаме, который смотрит телешоу X Factor». [605]В декабре Ли и Меррея пригласили на премьеру «Титаника» с Кейт Уинслет в главной роли, но они решили вместо премьеры пойти на ужин, устроенный Донателлой Версаче. «Перед началом ужина мы серьезно поссорились и ушли, – вспоминает Меррей. – Не помню, почему мы ругались. Наверное, я хотел посмотреть фильм, а он – нет. В конце концов мы и фильма не посмотрели, и не поужинали с Донателлой». [606]