Меррей перестал работать у Маккуина, но оказалось, что ему трудно найти другое место. Он тратил слишком много, и его кредит превысил годовое жалованье. «Я чувствовал себя паршиво, скучал по Ли и злился, что все не так, как раньше». Однажды они «наорали друг на друга по телефону»; Ли был в Париже, а Меррей – дома, на севере Лондона. После ссоры Меррей «принял целую горсть таблеток», запив их водкой и джином. «Я решил отравиться, потому что не думал, что в то время моя жизнь чего-то стоит», – признается Меррей. У него закружилась голова, его тошнило, но затем он поднял голову и увидел, что на него смотрит Минтер. Это побудило его позвонить в скорую помощь. Его отвезли в больницу Хомертон, где прочистили желудок. Когда Ли узнал, что натворил Меррей, «он очень расстроился и не хотел со мной разговаривать… Я уложил сумку и поехал к родителям, в Шотландию. Я не разговаривал с ними, сразу пошел к себе в комнату и захлопнул дверь». Проведя в Шотландии неделю, Меррей вернулся в Лондон и забрал вещи из дома на Коулмен-Филдз. Он поселился у друга в Кемберуэлле. В то время он был так беден, что суп, сваренный из пакета замороженных овощей, ему приходилось растягивать на неделю. «У меня было все, а теперь не стало ничего», – сказал он. [607]
Если не считать открытки, которую Ли послал Меррею («Надеюсь, ты найдешь, что ищешь»), пара никак не контактировала около месяца. [608]Потом однажды ночью Маккуин позвонил Меррею и сказал, что скучает по нему и хочет увидеться. Они снова начали встречаться, хотя Меррей так и не вернулся в дом Ли, но через несколько месяцев решили, что между ними все кончено.
Через много лет Меррей с раздражением признавался: все без конца спрашивают его, почему он не удалил с плеча татуировку «Маккуин». Он говорил об этом с одним знакомым дизайнера; тот посоветовал заклеить татуировку черной лентой. Но, сделав это, он почувствовал, что образ, символ траура, выглядит слишком депрессивно, и попросил мастера тату высветлить ее, добавив рисунок Кита Харинга.
«Я любил Ли больше всего на свете и ни за что не сделал бы ничего, способного причинить ему боль, – сказал Меррей. – Он был моей первой любовью и останется единственной любовью. Я был в моде благодаря Ли, а не Александру Маккуину». [609]
Он был сорвиголовой, который смотрит смерти и рождению прямо в лицо.
Бьорк
Настал миг – точнее, речь идет о первых семнадцати минутах показа коллекции его бренда сезона весна/лето 1998 года Untitled («Без названия»), – когда Маккуин подтвердил, что занимает важное место в ряду современных художников. Две тысячи зрителей, собравшихся в субботу вечером, 28 сентября 1998 года, на Гатлифф-Роуд, в помещении бывшего автобусного парка в районе Виктория, были заинтригованы, когда громкая клубная музыка, которая сопровождала первую часть шоу, стихла и в павильоне повисла тишина. Потом зрители услышали шум дождя и задушевный припев из песни Энн Пиблз I Can’t Stand the Rain, склеенный с угрожающими низкими басовыми нотами темы Джона Уильямса из фильма «Челюсти». Прозрачный подиум из оргстекла, заполненный водой и подсвеченный ультрафиолетовым светом, начал темнеть, заполняясь черными чернилами, которые проникали в воду из невидимого источника. К тому времени, как подиум почернел, сверху начал падать желтый мокрый снег; белые платья моделей пошли пятнами, по их лицам текли потеки туши и румян.
Саймон Костин, готовивший декорации для Untitled вместе с Маккуином, назвал показ своего рода инсталляцией, и многие с ним согласились. «Маккуину хорошо удается не только одежда, но и… окружающая среда, театральность», – сказал фотограф Марио Тестино, который сидел в зрительном зале вместе с Джанет Джексон, Деми Мур и Онор Фрейзер. [610]Томми Хилфигер, который смотрел показ с женой и дочерью, назвал Маккуина «гением креатива». [611]
Конечно, костюмы, представленные на показе, были необычайными, «скорее вырезанными, чем скроенными из традиционных тканей в полоску и в клетку «принц Уэльский». В результате получилось нечто воздушное». [612]Кейт Мосс демонстрировала белое муслиновое платье на корсете; его шлейф волочился по воде. Были облегающие фигуру платья, скроенные по спирали из кожи питона, полосатые куртки с глубокими капюшонами на спине, изящные юбки и корсеты, которые демонстрировали культуристы. Стелла Теннант вышла в замшевом корсаже, разрезанном на полосы и обнажающем груди. Но в коллекции имелось и нечто другое. Маккуин заказал аксессуары, которые многим показались тревожным симптомом. Ювелир Сара Хармарни изготовила несколько ошейников из серебристого металла, а друг Маккуина Шон Лин создал корсет для спины из алюминия. Когда Ли рассказал Шону о своем замысле, тот решил, что друг сошел с ума, но все же выполнил заказ Маккуина. «Нет ничего невозможного», – бывало, говорил он. [613]Во многом именно аксессуары и постановка – особенно противопоставление бассейна из оргстекла, заполненного зловещей черной жидкостью, и желтого дождя, идущего с неба, – вывели событие далеко за рамки обычного модного показа. Более того, в сентябре 1997 года коллекция Untitled вовсе не казалась чем-то из ряда вон выходящим даже для почтенной Лондонской Королевской академии. За десять дней до показа Маккуина в здании академии на Пикадилли открылась противоречивая выставка «Сенсация», на которой были представлены произведения современного искусства из коллекции Чарлза Саатчи. Публике представили инсталляцию Дэмьена Херста «Физическая невозможность смерти в голове живущего» (знаменитая акула в формальдегиде); автопортрет Марка Куинна, написанный его собственной кровью; палатка Трейси Эмин под названием «Все, с кем я спала с 1963 по 1995 г.»; «Мертвый отец» Рона Муека, зловещая скульптура отца художника; странные инсталляции Джеймса и Диноса Чепменов, а также знаменитая «Майра» Маркуса Харви, портрет серийной убийцы Майры Хиндли, составленный из отпечатков детских ладоней.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу