Эндрю Уилсон - Александр Маккуин. Кровь под кожей

Но мечты о бегстве из мыльного пузыря модной индустрии в мир чистого искусства так и остались для Ли мечтами. Он всегда слишком занят, говорил он, или от него зависит много людей. В самом деле, перерывы между коллекциями оказались такими короткими, что свободного времени у него почти не оставалось. Например, осенью 1997 года перерыв между коллекцией Untitled и коллекцией от-кутюр для Givenchy составил всего две недели. 22 октября Маккуина во второй раз назвали лучшим британским дизайнером года; награду он разделил с Джоном Гальяно, который не явился на церемонию награждения в Алберт-Холл. Когда Джаспер Джерард из The Times позвонил в студию Гальяно и спросил о причинах, его пресс-секретарь ответил, что дизайнер «занят в Париже». «Очень странно, потому что один знакомый только что видел его в баре за углом, где он топил горе вместе с такой же мрачной Вивьен Вествуд», – написал Джерард. [621]

Хотя сообщалось, что глава LVMH Бернар Арно хотел продлить двухгодичный контракт с Маккуином, рецензии на коллекцию Ли для Givenchy доказывают, что октябрь того года стал худшим месяцем за всю карьеру дизайнера. Бренда Полан из Financial Times назвала его костюмы сочетанием самых безвкусных нарядов Долли Партон, варьете «Фоли-Бержер» и «Династии», доведенных до абсурда. «Его отделанные бахромой, усыпанные бриллиантами платья из искусственной кожи, наверное, призваны переманить к себе скорбящих клиентов Джанни Версаче, – написала она. – Такие костюмы способны полюбить только рок-телки, жены футболистов и эксгибиционисты с толстыми кошельками». [622]

Маккуину было легко отшутиться от замечаний 88-летнего сэра Харди Эмиса, который написал статью в журнале Spectator, где нападал на Маккуина, творящего для Givenchy, и Гальяно, творящего для дома Dior. Их творчество он назвал ни более ни менее как «ужасным»; ничего удивительного, что их подчиненные в отчаянии. «Ходят слухи – впрочем, это всем известно, – что владельцы модных домов не слишком жалуют одежду от-кутюр, – писал он. – Им выгоднее продавать колготки и духи. Они готовы тратить много денег на рекламу своих домов и рады той шумихе, какую привлекают модные показы». Эмис также слышал, что многие до тех пор преданные клиенты двух домов высокой моды начали переходить в Saint Laurent или Balmain. «Боюсь, если Givenchy и Dior и дальше будут привлекать «шикарных» дизайнеров, они останутся без постоянных клиентов», – писал он. [623]Однако Маккуину труднее было игнорировать нападки, например, Колина Макдауэлла, модного критика из Sunday Times, которому очень не понравились последние образы дизайнера. «Грубые цвета, в том числе грязно-оранжевый, можно найти на провинциальном рыночном лотке… Кожа с бахромой – вечный ужас в дешевых сетевых магазинах одежды». Коллекция не просто не угодила постоянным клиентам дома Givenchy. Зачем состоятельным женщинам прилагать такие усилия, чтобы выглядеть дешевками? Макдауэлл отдавал должное таланту Маккуина, но в данном случае, как ему показалось, дизайнер зашел в тупик. И хуже всего то, что «похоже, у него больше нет новых идей». [624]

В январе 1998 года, за несколько дней до показа очередной коллекции Маккуина от-кутюр, сам Юбер де Живанши дал понять: он считает, что работа дизайнера в его модном доме стала «полной катастрофой». [625]

Помощники Маккуина отказались пускать представителей газеты Sun и других таблоидов, а также телеканала GMTV на предварительные прогоны февральской коллекции одежды его бренда, Joan («Жанна»), потому что те представляли «не ту аудиторию». Это возмутило колумнистку Sun Джейн Мур, которая напомнила о том, что Маккуин родился в рабочей семье и его родители регулярно читают ее газету. «А их сын зазнался до невозможности… удивительно, как он еще видит солнечный свет, – писала она. – Одежда – не произведение искусства. Она существует с единственной целью: чтобы ее носили… Он часто бывает откровенно груб с людьми, гордится тем, что он «хулиган» мира моды». [626]

Маккуин, вынужденный работать все интенсивнее и в состоянии перманентного стресса, начал срываться на своих помощников. Саймон Костин еще в 1997 году заметил перемены в поведении Ли. В Париже они часто ходили в клуб Le Queen, где расслаблялись после долгой дневной – и вечерней – работы. Когда Маккуин стал знаменитостью, владельцы клуба пригласили его и его спутников в отгороженную от общего зала ВИП-зону. «Ли был довольно застенчив, так что такое положение его вполне устраивало, но нам было уже не так весело, – вспоминает Саймон. – Тогда впервые стало очевидно, что Ли трудно вести ту жизнь, какую он вел раньше». Кроме того, Саймон вспоминает одно происшествие с Мерреем. После одного из парижских показов команде Маккуина выделили апартаменты в дорогом отеле. Саймон обнимался со своим бойфрендом, когда к ним подошел Меррей и по поручению Маккуина сказал: «Саймон, от нас здесь такого не ждут». Тогда я подумал: «Боже мой, куда девался прежний бунтарь?» Ли наслаждался всеобщим признанием; когда нас не было рядом, его осаждали желающие работать у него или просто льстецы. Он начал меняться, вести себя по-другому с теми, кого давно знал. Если кто-то вел себя с ним просто, как раньше, его довольно резко обрывали. Иногда спрашиваешь: «Где такой-то и такой-то?» – и оказывается, что их уже нет. В определенном смысле мы все получили бесценный опыт работы, но за все надо платить. Я вдруг понял, что мне это больше не нравится. Догадываясь, что стану следующим, кого он уволит, я написал ему письмо, в котором вкратце объяснил, почему мы больше не можем работать вместе – он ведь так и так хотел, чтобы я ушел. Мне казалось, что все к лучшему, а его я назвал «просто кошмаром». Он пришел в ярость – «как он смеет так со мной?» – и прочел мое письмо вслух всем, кто находился в лондонской студии. После этого мы с ним много лет не виделись». [627]