Лилли Маркоу - Сталин. Личная жизнь

Между ними началась своего рода игра: она была «хозяйкой», а он – ее «секретарем», которому она отдавала «приказы». Сталин, в частности, написал ей из Сочи: «За письмо спасибо, моя Сетаночка. Посылаю персики, пятьдесят штук тебе, пятьдесят – Васе. Если еще нужно тебе персиков и других фруктов, напиши, пришлю. Целую». Девочка полностью вошла в роль «хозяйки». Она написала как-то раз своему отцу: «Тов. И. В. Сталину, секретарю N 1. Приказ N 4. Приказываю тебе взять меня с собой. Подпись: Сетанка-хозяйка». Отец ответил: «Покоряюсь. И. Сталин» (письмо от 21 октября 1934 года) [279].

Если не считать этой личной переписки, бо́льшую часть сведений о том, как живут его дети, Сталин получал из отчетов коменданта начальнику охраны и – позднее – руководителю НКВД. «Светлана и Вася здоровы, чувствуют себя хорошо. Светлана учится хорошо. Вася занимается плохо – ленится, три раза […] звонила заведующая школой. […] Каждый выходной день дети проводят в Зубалове» [280]. В письме Сталина Светлане, написанном 8 октября 1935 года, чувствуется, что он прочел данный отчет, и это свидетельствует о том, что он следил за тем, как живут, как ведут себя и как учатся его дети. «Хозяюшка! Получил твое письмо и открытку. Это хорошо, что папку не забываешь. Посылаю тебе немножко гранатовых яблок. Через несколько дней пошлю мандарины. Ешь, веселись… Васе ничего не посылаю, так как он стал плохо учиться. Погода здесь хорошая. Скучновато только, так как хозяйки нет со мной. Ну, всего хорошего, моя хозяюшка…».

Еще одним грузом семейной ответственности, давившим на Сталина, была его мать, которая жила, полузабытая, в далекой Грузии. Сталин поручил Берии и его жене Нино, еще находившимся в Закавказье, внимательно следить за тем, чтобы эта одинокая пожилая женщина ни в чем не нуждалась и чтобы к ней приходили самые лучшие врачи. К ней регулярно наведывались местные руководители и высокопоставленные чиновники из Москвы: визит к матери Сталина стал своего рода обязательным местным ритуалом. К ней также приезжали в гости мать и сестра Димитрова: их встреча запечатлена на фотографии. Тем не менее, несмотря на все заботы о ней, Кеке с трудом понимала, кем же стал ее сын и почему из-за этого ей уделяют так много внимания какие-то незнакомые люди. Тот факт, что она не была знакома со своими внуками (кроме Яши, да и его она уже давным-давно не видела), свидетельствует о том, что она, прожив трудную и полную лишений жизнь, теперь с грустью и горечью доживала свой век, почти забытая своими родственниками. В коротеньких письмах, которые Сталин присылал ей время от времени, чувствуется, что он переживает за нее. «Маме моей – привет! Как твое житье-бытье, мама моя? Письмо твое получил. Хорошо, не забываешь меня. Здоровье мое хорошее. Если что нужно тебе – сообщи. Живи тысячу лет. Целую. Твой сын Coco» (письмо от 6 октября 1934 года).

Несколько месяцев спустя он написал ей еще одно письмо. «Маме моей привет! Как жизнь, как здоровье твое, мама моя? Нездоровится тебе или чувствуешь лучше? Давно от тебя нет писем. Не сердишься ли на меня, мама моя? Я пока чувствую себя хорошо. Обо мне не беспокойся…» (письмо от 19 февраля 1935 года).

В этот период состояние здоровья Кеке постепенно ухудшалось: она все дольше и дольше сидела дома и выходила на улицу только для того, чтобы побывать в церкви. Сталин тогда пришел к пониманию того, что ему следует отправить к ней в гости своих детей, да и самому наконец-таки съездить ее навестить. Одиннадцатого июня 1935 года он написал ей еще одно письмо. «Знаю, что тебе нездоровится… Не следует бояться болезни, крепись, все проходит. Направляю к тебе своих детей: приветствуй их и расцелуй. Хорошие ребята. Если сумею, и я как-нибудь заеду к тебе повидаться…»

В июне 1935 года Яков, Василий и Светлана и в самом деле приехали навестить свою бабушку. Они разместились на квартире у Берии. Пробыв в Тбилиси целую неделю, они повидались со своей бабушкой лишь один раз. Общаться с ней им было трудно: Кеке ни слова не говорила по-русски. Ее маленькая темная комната, окно которой выходило на внутренний дворик, очень резко контрастировала с просторными помещениями старинных правительственных дворцов. Обстановка в этой комнате была нищенской. Дети Сталина – а особенно Светлана – были поражены ее непритязательным образом жизни, старомодностью окружающей ее обстановки, черными одеждами женщин, суетившихся вокруг бабушки, которая находилась на своей кровати то в лежачем, то в полусидячем положении. Для нее встреча с внуками была торжественным событием: к ее глазам подступили слезы, и она обнимала своими исхудалыми руками одного за другим этих детишек, чувствующих себя неловко в непривычной обстановке. Она шептала им нежные, но непонятные для Светланы и Василия слова. Яков, понимая по-грузински, стал переводить на русский то, что она говорила. Кеке сильно разволновалась и не смогла сдержать слезы. Она дала детям леденцы. Светлана и Василий, растерявшись, не знали, как им преодолеть отчужденность, вызванную тем, что они не знали грузинского языка. Светлана, покинув жилище своей бабушки, стала удивляться, почему та «так плохо живет» [281].