Этот вопрос, я думаю, является именно тем, который мы должны учитывать и на который мы должны ответить, прежде чем мы сможем двигаться дальше. Оказывается, что сети тесно связаны с фундаментальными проблемами времени. Как это использовать. Как измерить это. Даже устранить это. В целях понимания самой этой идеи, в целях следования тем людям, которые, как Хиллис, знают лучше всего то, что мы можем лишь видеть, – почему сети настолько потенциально сильны. Мы вскоре придем к пониманию того, почему они будут вызывать, независимо от того, нравится нам это или нет, полное изменение в аппарате власти, политике, экономике и военном деле.
Сдерживая течение времени, маркируя его, мы встраивались в природу того или иного периода. Наша жизнь, в конце концов, продиктована графиками: школьным расписанием, временами года, часами пик, горящей свечой рождения, любви, брака, смерти. Время в период, предшествующий индустриализации, измерялось графиком природы. Как много времени требовалось урожаю, чтобы созреть. Солнцестояния. Улей, наполняющийся медом. Всеми поколениями оно делилось на периоды приливов и изменений сезонов, и предполагало неспешность, личное присутствие на берегу, в океане, в поле. «Летний полдень», – как заметил в своих воспоминаниях романист Генри Джеймс незадолго перед своей кончиной в 1895 году, – эти два слова в английском языке были для меня всегда самыми красивыми.
Затем, во времена Промышленной Революции, время стало эквивалентно деньгам. Электрические лампы, например, стерли успокоительное различие между ночью и днем – и сделали возможными жизнь, производство и экономику двадцать четыре часа в сутки. А затем, конечно, сделали неизбежным переезд из сельской местности в город, что создало действительно новый смысл того, что немецкий критик Георг Зиммель назвал в 1903 году темпом. «С каждым пересечением улицы, с темпом и множественностью экономической, профессиональной и социальной жизни, город создает глубокий контраст с небольшим городом и сельской жизнью, – пояснил он. – Технику столичной жизни невозможно представить без самой пунктуальной интеграции всех видов деятельности и взаимоотношений в стабильный и безличный график». Перфокарты. Расписание автобусов. Сорокачасовая рабочая неделя. Наше образование, наша промышленность, наши рынки, и вся наша жизнь – все начало работать по расписанию. Это было неизбежно, иначе индустриализация не состоялась бы. Летнее послеобеденное время стало временем для работы. Зиммеля беспокоило, например, распространение карманных часов. Иметь их при себе, следя за временем, было тем же, как постоянно смотреть, как тают ваши деньги на банковском счете.
Чувство, что роль людей была сведена к винтикам – унифицированным, находящимся каждый на своем месте, движущимся по расписанию, а не сами по себе, – нервировало жителей этого первого механического века. Города стали самыми первыми «упакованными сетями», индустриальные города усугубили это состояние еще больше. Это им либо удавалось, либо не удавалось в той степени, в которой они и их граждане соответствовали скоростям машин. Когда австрийский романист Роберт Музиль начал писать « Человека без качеств» , классическую историю его эпохи, начавшуюся с происшествия гибели венского гражданина под грузовиком доставки, превысившим скорость, он хотел обратить внимание не только на то, как скорость города и сама городская жизнь (и городская смерть) стали неотделимы друг от друга, но и подчеркнуть несоответствие между слабыми тормозами эпохи и ее ускорением. Книга Музиля – как симфонии Малера, написанные в то же время, – оживает с этим полусонным, предшествующим моменту аварии ощущением, которое вам, возможно, знакомо: вы нажимаете на тормоза, автомобиль не останавливается.
«Города, как и люди, могут быть узнаны по походке, – писал Музиль, с чем согласился бы любой современный житель Нью-Йорка или Парижа. – Человек, возвращаясь после многих лет отсутствия, мог бы узнать с закрытыми глазами, что он вернулся именно в Вену, в эту древнюю столицу и имперский город».
Узнать город по его темпу . Музиль соприкасался с принципиально важным: скорость события влияет на то, как мы его воспринимаем. Разница между тем, что вы замечаете, поднимаясь на холм пешком, – гудение жуков, крошечные камни, изменения в цвете и его переходах, или следуете на машине на этот же холм, является настолько явной, что делает объекты вашего наблюдения практически различными по ощущениям. Исследование Google обнаружило, что, когда время поиска сокращалось от одной секунды до одной десятой доли секунды, поведение пользователей менялось. Люди искали больше и глубже. Скорость изменила то, как думают люди, – вот результат. Вскоре, когда мы столкнемся с миром оптико-волоконных скоростей, когда агрессия, разоблачения и катастрофы будут происходить со скоростью Wi-Fi или сигнала сотового телефона, наше восприятие времени станет размытым. Вы должны задаться вопросом, что Георг Зиммель сделал бы со смартфоном.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу