Или еще случай, когда Дэнни попросил физика Ричарда Фейнмана, получившего Нобелевскую премию, порекомендовать умных молодых ученых, которых бы Мыслящие машины могли нанять. Фейнман, шестидесяти пяти лет, предложил себя. В течение следующих нескольких лет он проводил свои летние каникулы, работая вместе с Хиллисом и его командой. Когда пришло время проверить первую Машину Коммуникаций, именно часть результатов Фейнмана помогла выявить, насколько хорошо черный ящик делает свою работу. Архитектура их компьютера легко обработала за часы то, что в иных условиях стоило бы месяца решения физических задач. И по мере того, как машина становилась лучше, эти временные характеристики обработки данных были улучшены один за счет другого в тысячу раз. Создание такой машины для ученых, которые отчаянно нуждались в вычислении ответов, было похоже на продление срока их жизни. Если бы они могли решить проблему в течение часа, а не месяцев? Все развитие их карьеры было бы изменено.
Корпорация мыслительных машин продала компьютеры Дэнни компании «Локхид» в целях моделирования истребителей стелс. Нефтяные компании использовали их для проектирования нефтяных месторождений. Правительство США купило несколько машин, чтобы помочь прогнозировать погоду. Задачи, решение которых долго оставалось сложным при приложении «простой силы» исследователей, легко поддавались им в условиях параллельного рассмотрения.
Время от времени кажется, – как заметил один знакомый компьютерный разработчик, – Машина Коммуникаций настолько отличается от современных компьютеров, что, вероятно, больше похожа на научную фантастику, чем на высокие технологии.
Ничто не было более увлекательным в машинах Хиллиса, чем беспрецедентное взаимное влияние интеллекта и скорости. Если у вас есть в два раза больше процессоров, вы, как и я, возможно, сможете разгадать загадку геномики или криптографии на год быстрее. Но, скажем, вы выяснили, как иметь 275 000 машин, связанных друг с другом, а у меня есть 1000? Вы можете решить задачу на восемь лет раньше. В период с 2007 по 2015 год число соединений нейронных компьютеров в стилистике Хиллиса смогло справиться с ростом с 1 миллиона до 100 миллиардов. Эта скорость действительно производила нечто очень похожее на вещи из научной фантастики: точное распознавание голоса. Генетика в режиме реального времени. И это было, очевидно, началом обнаружения того удивительного места схватки, где будет определяться итог борьбы за наше будущее: в соревновании с самим временем.
Из всех вещей, которые отражают изменения, произошедшие с прошлых времен, лишь некоторые являются сенсационно очевидными: ускорение темпа жизни, сокращение числа задержек и отсрочек, мгновенное обретение опыта. То, что происходит внутри машин, как следует из старого закона Мела Конвея о влиянии сети на реальность, является лишь проявлением ее поверхностного воздействия на нашу жизнь. Выделенные сетевым террором, или сетевым финансовым кризисом, или сетевыми магнатами «заголовки» демонстрируют лишь видимую часть большего ускорения. Сети становятся быстрее; и мы тоже.
Ощущение удушья от увеличения скорости безусловно не ново. Когда Анна Каренина бросилась под приближающийся поезд в конце романа Толстого, ее самоубийство было и своего рода метафорой той эпохи, и комментарием к меняющим современность пару, двигателю, и железнодорожному темпу, и личной трагедией. Скорость убивает и старые привычки, и идеи в особенности. Между 1840 и 1940 годами время в пути между Санкт-Петербургом Анны Карениной и Москвой Вронского сокращалось каждый год в среднем почти на десять минут, усиливая противоречия в российской экономике и политике, разрушая с индустриальной мощью современности неспешный мир блистательных балов и наследственных имений Анны, а потом ужасными клещами коммунизма. Смерть самого Толстого в 1910 году случилась также в период острой напряженности между старыми и новыми скоростями: в возрасте восьмидесяти двух лет он оставил свою семью в сельской местности русского города Шамордино, в надежде прожить свои последние дни в мирном спокойствии, вдали от лязгающих звуков современности. Но он желал оказаться там спешно. И умер, отправившись в путь поездом, на железнодорожной станции, как странный персонаж Гоголя, предпринявший трагичную попытку использовать современное, чтобы перенестись в прошлое.
Примерно в то же самое время, однако, американская железнодорожная система работала над своей собственной трансформацией, но почти в отсутствие двойственности. Америка использовала современное, чтобы добраться в будущее, и как можно быстрее. Это было решающим различием в темпераменте. «Американские границы, – пишет Фредерик Джексон Тернер в своем знаменитом эссе 1893 года о границах и американской жизни, – резко отличаются от европейской укрепленной пограничной линии, проходящей через плотно населенные пункты». Американские железные и автомобильные дороги (и торговля) не требовали никакой специальной инфраструктуры и укреплений. Они почти бесконтрольно уходили в неизведанное. Единственным очевидным ограничением в развитии, как полагало то поколение, являлись технологические возможности. В течение трех десятилетий после 1840 года модернизация паровых двигателей, жестких вагонов, железнодорожных путей, которые становились ровнее, обеспечение движения и перезагрузки вагонов ночью – продвинули Америку в эпоху парового двигателя более быстрыми темпами, чем любую другую страну. «Самым важным в американских границах, – пояснял Тернер, – является то, что они пролегают по краю, граничащему со свободной землей». Далее не было ничего, физически или психологически, что стояло бы на пути более высокой скорости.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу