Раз старцу Дауду поведал мюрид:
«Я пьяного суфия видел. О, стыд!
Чалма и рубаха залиты вином,
Лежал он в грязи, и собаки кругом».
Услышавши это, Дауд прелестной
Сначала, насупясь, поник головой,
Затем, прерывая молчание вдруг,
Он молвил: «Потребен тут любящий друг.
Ступай-ка, опять возвращайся туда,
Чтоб не было вере и рясе стыда.
Нет сил и рассудка у пьяных людей.
Пьянчужку возьми, притащи поскорей».
Смутился мюрид, услыхав тот приказ,
И в думах, как в глине осел, он увяз.
Ослушаться можно ль? Удерживал страх,
А пьяницу стыдно тащить на плечах.
Однако приказ обойти он не мог,
Сыскать к избавленью пути он не мог.
Решившись, он пьяницу на плечи взял.
Собрался, крича и смеясь, весь квартал.
С издевкой одни говорили: «Взгляни
На этих дервишей, как святы они!»
Другие: «Вот суфии наши, ну-ну!
И рясу в заклад, чтоб добраться к вину».
Кричали, на них указуя рукой:
«Один полупьян, перепился другой!»
Ах, лучше взнесенный врагом ятаган,
Чем черни насмешки и брань горожан!
С пьянчужкой пока дотащился мюрид,
Немало стыда претерпел и обид.
Свой стыд вспоминая, не спал он всю ночь.
Сказал ему утром Дауд: «Не порочь
Людей по кварталу, коль сам клеветы
Не хочешь от целого города ты».
О вы, кто разумны и светлы душой,
Ни добрых, ни злых не порочьте хулой.
На злобных хула – лиходеев родит,
А добрых хулить – преступленье и стыд.
Коль кто-нибудь скажет: «Такой-то дурен», –
Так знай, что себя опорочил лишь он.
Сначала чужой пусть докажет он грех,
Меж тем как грешит сам злоречьем при всех.
Хотя б ты и правду сказал, но, ей-ей,
Творишь ты неправду, пороча людей!
Однажды, услышав заочную брань,
Хулителю молвил мудрец: «Перестань
О людях при мне отзываться со злом,
Себя не роняй в уваженье моем.
Хотя б ты и прав был, что толку? Хула
Ничуть ведь твои не улучшит дела».
Однажды сказал мне приятель: «Разбой,
По-моему, лучше злословья». Такой
Был речью весьма удивлен я. Ему
Я задал вопрос: «Объясни, почему
Тебе беззаконие так мило, что вдруг
Его предпочел ты злословью, о друг?»
Ответил: «Отважен разбойник лихой,
Он кормит себя удалою рукой,
Меж тем как хулитель порочит людей
И пользы не видит от злобы своей».
В Незамовой школе учился, на счет
Казенный, я ночи и дни напролет.
«О старец, – наставнику раз я сказал, – :
Один из друзей мне завидовать стал.
При нем толковал я, хотя бы с умом,
Святые предания – все не по нем!»
Услышавши это, наставник в ответ
Вскричал возмущенно: «Не странен ли свет!
Ты друга при мне порицаешь дела,
Ужели ты мнишь, что похвальна хула?
Коль к аду идет он своею стезей –
За ним ты спешишь по дороге другой!»
«Хаджадж кровожаден, в нем сердце – гранит, –
Так некто однажды сказал. – От обид
Злодея все стонут. Но верю – творец
Его беззаконью положит конец».
Тут старец почтенный и видевший свет
Тому незнакомцу преподал совет:
«Он будет наказан, но также и те,
Кто злобу питают к нему в слепоте.
О нем позабудь – вот совет мой тебе,
Своей предоставь ты Хаджаджа судьбе.
Его беззаконием злым я томим,
Но я огорчен и злословьем твоим.
Исполнилась мера, свершается суд,
И грешника в ад прегрешенья влекут.
Хулитель же точно не хочет, чтоб тот
Шел в ад в одиночку, и мчится вперед!»
Один из подвижников встретил дитя
И с лаской ему улыбнулся, шутя.
Его соподвижники, то увидав,
Злословью предали товарища нрав,
И старцу, который меж ними был чтим,
О том передали. Ответил он им:
«Не троньте смятенного друга дела,
Нет чести в злословьи, и в шутке нет зла».
Я в детстве поститься решил. Был я мал
В те дни: где десница, где шуйца, не знал.
И мне богомол по соседству один
Взялся изъяснить омовения чин:
«Во-первых, скажи: бисмиллах. Долг второй –
Дать богу обет. В-третьих – руки омой.
Трикраты омывши и нос, и уста,
Чисть ноздри посредством меньшого перста.
Протри указательным зубы перстом –
Ведь щетка зубная запретна постом.
Трикраты свой лик ты горстями воды
От корня волос омочи до брады.
Вновь руки до локтя затем омывай,
Молитвы, которые знаешь, читай.
За этим главы омовенье и ног,
Обряду конец – призывается бог.
В сих знаньях никто не сравнится со мной,
Ведь старец-то сельский ослаб головой».
Узнал это старец. От этих речей
Вскипел и вскричал: «Нечестивец, злодей!
На щетку зубную ты знаешь запрет,
А ближнего грызть запрещения нет?
Уста от злоречья очисти вперед,
Пред тем как от брашен омоешь свой рот.
Коль имя чье-либо услышишь, о нем
Заглазно всегда отзывайся добром.
Коль будешь людей ты ослами честить,
Тебе человеком меж них не прослыть.
Заглазно о мне ты дай отзыв такой,
Чтоб мог ты его повторить предо мной».
Ах, если стыдишься свидетеля ты,
Где память о боге, о раб слепоты?
Стыдись не меня, а себя, о слепец,
Ведь ты позабыл, что всеведущ творец!
Читать дальше