Александр Золотько - Князь Трубецкой

А про туалетную бумагу подумали? Нет, все это выглядело бы нелепо там, в двадцать первом веке. Сидите вы с Дедом или даже со всем синедрионом старцев, разглагольствуете на темы высокой политики и даже политэкономии, прикидываете, в каком месте сподручнее дать пинка истории, чтобы перевести ее на новые рельсы, придать ускорение или затормозить, рассуждаете на тему вариантов деятельности, скажем, Талейрана или Аракчеева, а тут ты вдруг с таким глубокомысленным видом выдаешь: а чем, господа, задницу подтирать? Нет, серьезно — чем пользоваться после сортира?

И только не говорите про газеты — там на страницах столько свинца, что лучше уж пулю в лоб, тоже, кстати, свинцовую. Тряпочки и прочие изыски советовать будем? Лопухи? Да пошли вы, господа старцы, советчики и наставители…

Зубы чистить мелом — это тоже очень прогрессивно. Обычная зубная щетка, шампунь… да просто мыло, в конце концов. Нет, понятно, что в продаже оно будет, что в каждом уважающем себя дворянском доме мыло варят для себя… но даже представить страшно, из чего его варят…

Это все — не на самом деле. Это — сон. Он еще спит. И он может представить себе, что на самом деле ничего не случилось, что перенос не состоялся и он все еще в своем теле в двадцать первом веке. Понятно, что глупость, что уже месяц прошел с тех пор, как он… Целый месяц! Пора бы уже привыкнуть. Он честно старался… старается принять окружающую действительность…

Перестал дергаться, когда Митрич или кто-то из солдат бросал в кашу огарок сальной свечи «для вкуса». Перестал ведь. Уговорить делать какую-никакую зажарку не смог — с чего бы это, если есть огарок, чего его не использовать, правда? Кашку свечкой не испортишь. И шти, опять же, из крапивы, одно удовольствие. Какие такие помидоры, ваше благородие? Мы туда лободы еще. Перца? Не, зачем перец? Солички, и ладно. И гороховая каша. С льняным маслицем.

Но привык же? Нет, в Петербурге, наверное, можно будет и бланманже заказать, да и в каком-нибудь дворянском гнезде тоже, плюс еще чего изысканного… А так, чтобы на биваке… Даже если есть возможность разнообразить меню — фигушки, мужички предпочитают вкусному привычное.

Ну и сам же запретил у местных крестьян отбирать скотину. Запретил? Под угрозой наказания? Вот и расхлебывай в прямом смысле этого слова. Кашицу, как эту фигню тут любовно называют. Нужно будет наладить охоту, отправлять кого-нибудь, чтобы настрелять дичи, благо тут ее еще полно.

Вообще, не для того, чтобы пожрать, ты сюда попал. Ты должен…

Перестать ныть ты должен, сказал себе Трубецкой. Ты должен выздороветь, прийти в себя, снова каждое утро делать зарядку — силовые упражнения, на растяжку, удары ставить, не слишком хорошо у этого тела получаются удары. Нет, по сравнению с тем, что было месяц назад, когда не мог правильно рассчитать силу и точку приложения… И лупил изо всей силы там, где можно было…

Не нужно об этом, попросил себя Трубецкой, оглянувшись на подворье. Не нужно. Пора уже забыть о том ударе. И пора с этим смириться… В конце концов, Александре куда труднее было это принять, но ведь смогла…

Руки сами собой сжались в кулаки. Черт. Черт-черт-черт… Если бы он тогда ударил сильнее — наверное, все было бы проще. С этим он бы смирился, в конце концов, доводилось убивать людей… разных людей, и военных, и гражданских, и вооруженных, и безоружных… Обстоятельства — сильнее любых принципов. Он это знал всегда, Дед говорил приблизительно то же самое, да и старцы не возражали. Если это нужно для достижения цели… высокой цели, то, естественно, можно…

Так — подвели черту, сказал себе Трубецкой.

Думаем о положительном. С оптимизмом смотрим в будущее. И даже с уверенностью. Сейчас нужно оправиться, одеться и вернуться к выполнению своих обязанностей…

А потом взять и изменить историю. Как два пальца об асфальт.

Трубецкой посмотрел на свои руки, поправил одежду и медленно пошел во двор.

Вечером умер Силантий.

И приехал ротмистр Чуев.

С гостем.

Андрей Платонович приехал, понятное дело, не просто так. С опаской и осторожностью приехал, не стал сразу лезть в деревеньку, а вначале отправил одного из своих гусар, чтобы предупредил князя, потом медленно, по окольному пути, повез гостя, чтобы, значит, тот прямой дороги не знал. Так, на всякий случай, попросил его, прощаясь, Трубецкой.

— Может, ему еще и глаза завязать? — вздохнув, осведомился тогда ротмистр. — Да и не приедет он сюда, как бы вы его ни просили. Ну кто вы такой? Вы князь, конечно, — слов нет, настоящий. Но чтобы полковник, флигель-адъютант поперся, прости господи, в такую даль на встречу с подпоручиком… Да еще и сумасшедшим подпоручиком…