Александр Золотько - Интерпретатор

Когда Егору Старосветову было двенадцать лет, Учитель дал группе тему для реферата: «Далекая Радуга: трагедия выбора». Подразумевалось, что ученики проведут анализ ситуации на Далекой Радуге и получат возможность продемонстрировать свою способность к анализу на теме широко известной, многократно оцененной и, что самое важное, оцененной однозначно. В принципе, как потом объяснил Учитель главному психологу интерната, подразумевалась даже не собственная оценка учениками ситуации, а способность собрать и упорядочить систему чужих аргументов.

В общем, рутинное, хоть и полезное задание. Широкий спектр мотиваций, тщательно разработанная аргументация и, как вишенка на торте, оценка участниками тех событий собственных действий уже после всего, когда Волны неожиданно исчезли. Драма со счастливым финалом – зверь редкостный.

Вот.

Все, в общем, и написали о противопоставлении Познания и Чувства, о Долге, о Самопожертвовании. Почти все. Собственно все, кроме Старосветова.

Егор в своей работе сообщил, что, по его мнению, никакой трагедии выбора на Далекой Радуге и не было. Решение лежало на поверхности, и никто из тех, кто его принимал, в общем, не страдал и не мучился необходимостью делать этот самый выбор.

Ситуация, сложившаяся на планете, писал Егор, имела однозначное решение и сводилась к простому принятию очевидного. Спасение детей – приоритет, близкий к абсолютному. Мнение, высказанное Ламондуа, о необходимости спасения интеллектуалов, было, скорее, профессиональной инверсией, необходимостью предложить в дискуссии альтернативное решение, не более того.

Егору было неинтересно рассматривать «псевдоконфликт», он решил взглянуть на проблему с несколько другого ракурса.

Альтернативный вариант номер один – «Тариэль» имел вместимость еще меньшую, чем в реальности. Или, как вариант этой же модели, детей на планете было бы больше, намного больше, чем в момент реальной катастрофы на Далекой Радуге. Какое решение было бы принято? По какому принципу велся бы отбор из общего числа детей – кого спасти, а кого оставить на верную (как казалось в тот момент) смерть? Пожертвовать собственной жизнью ради спасения своего ребенка – это способность всякого морально развитого существа, написал Старосветов, не особо подбирая термины.

Его больше интересовала психологическая составляющая. Умереть ради собственного ребенка – просто и понятно. Позволить умереть собственному ребенку ради того, чтобы выжил чужой, – эмоционально и психологически неоднозначная ситуация. НЕОДНОЗНАЧНАЯ – крупно выделил в тексте Егор и пояснил, что, по его мнению, бесконфликтного решения эта ситуация не имеет.

Жертвовать собой ради других – право человека. Жертвовать субъективно менее ценным ради субъективно более ценного – право и обязанность руководителя. Но выбирать из равноценных объектов… Решить, кто из детей будет жить, а кто умрет… Не принять гибель детей в ситуации катастрофы, а выбрать из списка… из ряда детей, стоящих перед тобой, тех, кто останется жить, а кто умрет… И реакция родителей в этой ситуации просчету не поддается.

Самому забрать своего ребенка и умереть вместе с ним? Заставить впустить своего ребенка на борт звездолета – значит убрать оттуда кого-то другого, родители которого тоже сделают все возможное, чтобы спасти своего сына или дочь. Установить квоту в одного спасенного ребенка на семью? Предложить родителям выбрать, кто из детей будет жить, а кто нет?

Егору Старосветову было всего двенадцать лет, он был спокойным и уравновешенным мальчиком, может быть – слишком уравновешенным для своего возраста – поэтому он не стал живописать возможных конфликтов и сцен неизбежного насилия при подобном сценарии происшествия. Он только указал на проблему, на сложность ее решения.

И это был первый рассмотренный им вариант.

Во втором варианте детей на Далекой Радуге не было вообще. Абсолютно. Был «Тариэль», были ученые и техники, мужчины и женщины, но детей не было.

И вот тут, по мнению Егора Старосветова, возникала ситуация трудноразрешимого конфликта. Кого из взрослых и самостоятельных людей нужно было спасать, кого оставить перед Волной?

Спасение интеллектуалов? Во-первых, мнение самих ученых при этом раскладе могло быть далеко не однозначным. Во-вторых, если даже предположить, что о спасении собственной жизни люди, не входящие в интеллектуальную элиту планеты, могли и не заботиться – опять же, готовность к самопожертвованию и прочие как бы высокие мотивы (Егор так и написал: «прочие как бы высокие мотивы»), то многие из них имели близких – друзей, подруг, мужей и жен, и вот их спасение никаким рейтингом значимости и необходимостью уступить свое место другим уже не регулировалось.