Александр Золотько - Интерпретатор

– Не забыл, – сказал Егор. – Скажите, пожалуйста, Венедикт Ильич, а были ли другие случаи срывов? Не только те, что я назвал, и не только те, что закончились кровью.

– Но вы же, наверное, все проверили, молодой человек, – невесело усмехнулся Венедикт Ильич. – Все наши архивы в свободном доступе… даже если и не значатся в каталоге. Не было больше ничего. Ни одного срыва…

– Никто не стал пьяницей, бабником, простите, спекулянтом… Только убийцами. Так?

– Как вы себе представляете человека коммунистического общества, становящегося пьяницей, бабником, спекулянтом? – с иронией поинтересовался Корф.

– Так же как и человека коммунистического общества, который стал убийцей, – спокойно ответил Старосветов. – Приблизительно так же.

– Знаете ли, молодой человек! – Профессор вскочил, взмахнул рукой, словно что-то собираясь бросить в оппонента.

– Они не имели права убивать, – сказал Егор. – У них был всего лишь один запрет, и они его нарушили. По разным причинам, но нарушили. Из любви, из жалости, из гордыни… от безумия, но нарушили. Тщательно подготовленные, выросшие в нашем светлом и безопасном мире…

«В светлом и безопасном» Егор произнес со странной интонацией, нет, не с насмешкой, а с горечью… обидой и болью, что ли…

– …стали убийцами. А мы их жалеем. Не наказываем, не презираем… Даже не опасаемся – мы их жалеем, пытаемся понять, простить… Вы знаете, профессор, что Румата… ваш сотрудник под псевдонимом Дон Румата, когда еще был в интернате, изготовил арбалет. По старым инопланетным чертежам. Знаете?

– Какое это имеет отношение к вашему вопросу?

– Прямое. Он сделал арбалет, доброе боевое устройство в стиле маршала Тоца, короля Пица Первого… И не только он. Многие его сверстники обзавелись тогда арбалетами, луками… И учились стрелять.

– Это преступление? Это демонстрация их скрытых психических патологий? Совмещение трудовых навыков с игровыми…

– Они ведь друг в друга стреляли, Венедикт Ильич. В шутку, не серьезно, но ведь они признали, что можно стрелять в человека, разве не так? В человека. Правда, играли они все больше в Арканар, Соан, Империю и стреляли, получается, не в человека, а в инопланетянина…

– И какое все это имеет отношение к реальному Арканару, Соану, Империи?! – вскричал профессор, уже совершенно не сдерживаясь, даже не пытаясь контролировать свой гнев.

– Никакого, – сказал тихо Егор, очень тихо, но так, что его услышали все в зале. – Дети делали орудия убийства своими руками, дети стреляли… готовы были стрелять в человека, в разумное существо, и никто из старших, никто из учителей им этого не запрещал. Они не учились играть в пьяниц, развратников, воров и спекулянтов – и не стали пьяницами, развратниками, ворами и спекулянтами. Они играли только в убийц. Они и становились убийцами. Может…

Он замолчал почти на минуту, а все люди в зале, все триста человек, в тишине ждали, когда же он продолжит. Когда закончит свою фразу.

– Может, проблема не там, не в Арканаре? Не на Гиганде, не на Саракше… Может, проблема здесь, на Земле? – очень-очень тихо спросил Егор Старосветов, пятнадцатилетний мальчишка.

И вышел из зала, не сказав больше никому ни слова. И никто ему ничего не сказал вдогонку.

Потом был скандал. Венедикт Ильич Корф, академик, профессор и корифей, подал в отставку. С ним в отставку из Института Экспериментальной Истории ушли несколько человек, были переработаны инструкции для экспедиций Института и даже, как говорили, для Прогрессоров.

Многие ожидали, что Егор станет историком. Кто-то думал, что он будет и дальше воевать с ветряными мельницами и пытаться разрушать авторитеты, но он, окончив школу, неожиданно для всех ушел на курсы операторов информационных сетей, затем… Двадцать лет достаточно большой срок, чтобы успеть натворить множество глупостей или достичь некоторых результатов.

Егор Старосветов просто работал. Сохранились еще люди, которые не пытаются ускорять прогресс, нести разумное, доброе и, соответственно, вечное. Эти люди просто работают. Выбрали себе колею и честно идут по ней, толкая перед или волоча за собой груз своих свершений, сомнений, ошибок и прочего, именуемого отчего-то жизненным опытом.

Наверное, окружающим казалось, что Егор махнул рукой на себя, на перспективы, на возможность самовыражения… И просто живет. Он даже в отпуск уходил только по распоряжению руководства и медиков с психологами. Нет, его уважали, его ценили – надежность, профессионализм… Никто не умел лучше его разрабатывать и устанавливать локальные информационные сети, работать с информацией, причем не столько с ее анализом, сколько с поиском данных, систематизацией и накоплением.