Петр Ингвин - Зимопись. Путь домой. Аз

Ефросинья гордо вскинула подбородок:

– Проходите, будьте моими гостями. После того как разместитесь и помоетесь, жду вас к ужину. – Поднявшись три шага по винтовой лестнице, она указала на первую из дверей. – Это комната для папринция, а его спутников прошу пройти выше.

Царевна сделала шаг на следующую ступень, а мы остались на месте.

Дядя Люсик прокашлялся.

– Уважаемая царевна, мне запрещено оставлять сопровождаемых лиц одних.

На обернувшемся лице Ефросиньи мелькнуло подавленное силой воли неудовольствие.

– Не беспокойтесь, без присмотра их не оставят. Оба разместятся в комнатах справа и слева от моей, а на лестнице, неподалеку от дверей, всю ночь будут дежурить часовые. Отдыхайте, вы, должно быть, устали с дороги.

По-прежнему не двигаясь с места, дядя Люсик стоял на своем:

– Уважаемая царевна Ефросинья, я понимаю вашу заботу и искреннее желание сделать как лучше, но мне запрещено оставлять сопровождаемых лиц одних.

Мы с Маликом, как набедокурившие и защищаемые мамой подростки, молча глядели из-за спины папринция. При этом мы не были подростками. Даже я, как ни странно. В моей технологически развитой цивилизации взрослые меня в расчет не принимали, а здесь, в мире натурального хозяйства и холодного оружия, я считался полноценным бойцом и личностью равной многим другим. Причем, даже равнее некоторых, не вышедших рангом и не столь облагодетельствованных судьбой.

Ситуация зависла. Чтобы сохранить статус хозяйки положения, для «сохранения лица» Ефросинье требовалось что-то делать. Она скривила губы:

– Мне не доставит хлопот использовать лишние комнаты и выставить дополнительную охрану. Можете не переживать: ничего не случится, я с удовольствием возьму на себя часть ваших забот.

Она уже сердилась. Кисти сжались в кулаки. Голос уже не сообщал, а распоряжался.

Дядя Люсик оставался непреклонным:

– И все же мне придется настоять. Это выше меня и моих желаний. Я отвечаю головой за исполнение приказа, и если Чапа Тамарин или Малик Носатый совершат что-то непотребное, вина ляжет на мои плечи.

А я как раз боялся, что, оставшись со мной наедине, нечто непотребное устроит царевна, а вину свалит, естественно, на меня. С нее станется. А поверят потом, естественно, хозяйке, а не разыскиваемому преступнику, пусть и прикрывшемуся фиговым листком амнистии.

Губы царевны вдруг растянулись в хищную улыбку:

– После того как Тома не вернулась из крепости, ее имущество временно передали во внешнее управление, а семью расформировали. Чапа теперь не Тамарин. Былые договоренности не имеют силы, и вы, папринций, свободны от прежних обязательств.

– До тех пор, пока из крепости не придет новый приказ, я ценой жизни буду выполнять предыдущий.

– Ладно, располагайтесь вместе. Поговорим за ужином. – Ефросинья отправилась вверх в одиночестве. Донеслось сказанное ею под нос – тихо, но с прицелом, чтобы те, кому надо, расслышали: – То есть, Чапа теперь не невестор. Это кое-что меняет.

Я будто слизняка проглотил: в желудке засосало, горло свело неприятным спазмом, захотелось сплюнуть.

Малик распахнул дверь в комнату, мы вошли.

Дядя Люсик сразу указал на стены и на свои уши: откровенничать в гостеприимных покоях не стоит. Малик отправился за одну из двух занавесок, а я оглядел помещение.

Ничего нового. Безликие затертые ковры на полах и стенах, многочисленные цветы в кадках на полу, словно мы попали в оранжерею, чудовищно огромная кровать – почти квадратная, с четырьмя устроенными буквой Ш спальными местами. По углам к кровати примыкали четыре стула для вещей и оружия. За занавесью, как во всех виденных мною комнатах других башен, находилось гардеробное помещение с дополнительными подушками, одеялами, простынями, полотенцами, халатами и войлочными тапочками, а рядом, за второй занавеской, располагалась уборная с дыркой в полу. Высоко, почти под потолком – окошко-бойница, оно же вытяжка для дыма восьми факелов, горевших попарно на каждой из стен. Стены состояли из чуть обработанного камня, пол – тоже каменный, но, в отличие от стен, ровный. В комнате не было ни одного предмета для души, только самое необходимое. Вспомнился состоявшийся так давно, что будто это было в прошлой жизни, разговор с цариссой Варфоломеей:

«Засеять больше полей, выпустить больше товаров, обменять их на что-то полезное у других царисс…» – пылко предлагал я, казалось бы, очевидное.

«Сделать подарок новой хозяйке?» – хмыкнула в ответ Варфоломея.