Петр Ингвин - Зимопись. Путь домой. Аз

Малик опустился на сухую траву вместе мной и дядей Люсиком, приведенный им сподвижник сел перед нами. Остальные расположились чуть поодаль, откуда с интересом прислушивались к разговору.

– Закавыка в том, что люди пропадали загадочно, – с удовольствием вещал Котя. – Понятно, что кого-то могли съесть волки, кого-то – утащить человолки, еще кто-то попался пожирателям, если дело произошло неподалеку от Большой воды. Но чтобы совсем бесследно – такого у нас не бывало. И ладно бы один раз, тогда никто, наверное, не заметил бы жуткую особенность, и разговоров никаких не пошло бы. Но когда в одном месте год за годом с людьми происходит невероятное… – Котя покачал большой гривастой головой. – Кто-то говорит, что их черти взяли, кто-то – что Алла забрала для лучшей жизни и вознесла к себе на небеса. Ну, это в том случае, если человек был хороший, а если плохой – тут, однозначно черти виноваты.

– Ближе к делу, – попросил Малик. – В чем та самая «жуткая особенность»?

Котя сделал большие глаза:

– Представляете, люди исчезают, а их вещи остаются в целости и сохранности! Вот и скажите: при чем тут волки, человолки или те же пожиратели? Даже наш брат-рыкцарь, если на добычу позарится, в первую очередь одежду хорошую с доспехами возьмет, а уж про оружие и запас еды и говорить нечего. Нечисто там что-то. Плохое место.

Мы с дядей Люсиком переглянулись. Я почувствовал, что сердце превратилось в задыхавшийся в бою пулемет, а руки затряслись:

– А кто-то чужой в тех местах появлялся?

– Чужой? – не понял Котя.

– Ну, вроде ангелов на Святом причале.

– Не-е, там только исчезают. И говорю же: люди пропадают полностью, а все вещи…

Я уже не слушал. Путь домой?! Выходит, портал разделен на вход и выход, и нам не требуется строить вышку или запускать воздушный шар? Не зря же местные, кто в курсе проблемы, уверяли, что на причале обратного пути нет. Там даже охрану не выставили. Вот, кстати, одно из важнейших подтверждений. Почему мы не обратили внимания раньше?

– Мне казалось, что причал не охраняют потому, что способов летать еще не придумали, – в подтверждение моих мыслей произнес дядя Люсик.

Котя часто моргал в попытке сообразить, о чем говорит друг бригадира, но мнение рыкцаря сейчас волновало нас меньше всего. Время игр и тайн закончилось, мы выходили на прямую дорогу – домой или к борьбе за власть. Слухи о полетах, если разлетятся среди местных, сыграют нам на руку, ведь «три царя из пророчества» умели летать.

– Теперь же мне кажется, что шмокнутых фуцынов, которые попытаются соорудить на сене что-то высокое или подняться над причалом на специальных аппаратах, на раз укомплектуют по системе бикицер непредусмотренными организмом металлическими изделиями. – Когда дядя Люсик волновался, его речь наполнялась смачными и не всегда понятными одессизмами. Однако, в целом смысл угадывался, и мы с Маликом не перебивали. – Подобью на итог: закидон с причалом – глухой номер. Чтобы не попасть под раздачу, предлагаю тихо-мирно закрыть артель «Напрасный труд» и мандрувать до выяснения на указанное «плохое место».

– Согласен, – сказал я.

Малик повернулся к вытаращившему глаза Коте:

– Теперь еще раз и по порядку: откуда сведения, можно ли им доверять, и как долго идти до твоего плохого места.

– Не моего, – недовольно буркнул Котя. – Идти еще несколько дней, это недалеко от темного дома, в пустоши за Онавсювом.

– Она… чем? – переспросил дядя Люсик.

– Онавсюв – поселок отверженных. – Котя закатил глаза, не понимая, как можно не знать очевидных (для любого местного) вещей. – Вы, вообще, представляете, что такое темный дом и как он выглядит?

На всякий случай я отрицательно мотнул головой: чем больше информации получу со стороны, тем лучше. Дядя Люсик задумчиво произнес:

– Лично мне сталкиваться с этой проблемой не приходилось, но, насколько наслышан, темный дом в целом – это и психушка, и тюрьма, и больница для условно заразных и неизлечимых, и дом престарелых для тех, кто остался без родственников. Кого духовная или телесная хворь оставила, считается условно выздоровевшим и переезжает в некую деревню на окраине, где работает на благо всего темного дома.

– А деревня на окраине, – радостно закивал Котя, – это и есть поселок Онавсюв. Жителям два раза в год разрешено свидание с близкими родственниками – супругами, детьми, родителями, сестрами и братьями, если, конечно, те пожелают приехать. Встречи происходят на расстоянии, через дорогу, чтобы случайно не заболеть. Живущие снаружи родственники могут переехать к выздоровевшему, если захотят, но таких почти не бывает, ведь обратного пути нет. Темным домом заведуют святые сестры, а они считают, что лучше удерживать за стенами сотни здоровых, чем выпустить одного больного. По-своему они, конечно, правы…