Д Замполит - Провокатор

- Да, любопытный взгляд, возможно, с точки зрения философского материализма… - протянул Георгий Валентинович, но я остановил его предупреждающе поднятым пальцем и продолжил.

- И немало людей удовлетворяются только первыми уровнями и не занимаются ни познанием, ни самореализацией. Как вы думаете, выйдут ли из таких борцы за дело рабочего класса?

- Разумеется, нет! - с убеждением воскликнул Плеханов. - Сознательный борец непременно должен читать литературу, все время учиться и учить других.

- Во-от, - протянул я. - И получается примерно такая же пирамида - внизу те, кто хочет только спать, есть и напиваться по праздникам, потом те, кто готов к политической борьбе и, наконец, самая малая группа - те, кто ведет остальных за собой. И этой пирамиде соответствуют разные группы марксистов - экономисты это нижний, желудочный уровень, затем революционные социал-демократы и, наконец, группа мыслителей и философов, своего рода самореализация рабочего класса.

Плеханов аж приосанился, поскольку явно решил, что я записал его в третью группу. Впрочем, так оно и было - философ он действительно выдающийся, только вот характер скверный.

- И если мы хотим революции, мы должны - даже обязаны! работать не только с идейными пролетариями, но и с теми, кто “жрать-спать-выпить”, а для этого экономизм в самый раз, - постарался я еще раз убедить визави.

- Тогда вам лучше сразу обратиться к нашим “молодым” или непосредственно к мадам Кусковой с ее мужем, они страсть как любят учить пролетариат бороться за копейку и отрицают революционную составляющую борьбы! - отчеканивая каждое слово и внимательно глядя мне в глаза, сказал Плеханов.

Нет, это что-то особенного, как говорят в Одессе. Вроде умный человек, а стоит сказать “экономизм” как сразу планка падает.

- Революционную составляющую я не отрицаю. Я просто считаю правильным, чтобы каждый занимался тем, что он умеет. Вот вы считаете экономизм врагом и всячески “боретесь” с ним, - я постарался, чтобы моя ирония в интонации дошла до Плеханова. - А ведь через пятьдесят лет никто и не вспомнит суть ваших разногласий, а лет через сто вообще не будут знать, кто такие Кускова или Струве. И мне кажется, что лучше рассматривать экономизм не как врага, а как инструмент, который мы можем использовать. Давайте все-таки попробуем, а?

Все-таки идеологический пуризм - страшная вещь, Плеханов мигом преобразился, грудь его выгнулась, глаза метнули огонь и из ноздрей, как мне показалось, повалил дым. Усы угрожающе поднялись чуть ли не до середины лба.

- Я занят по горло партийной и литературной работой. Я не имею времени, ни права заниматься пустяками, браться за то, что иным людям может казаться каким-то новым откровением, а в действительности является обыкновенной мелкобуржуазной возней. На этом и закончим наш разговор.

Мы завершили обед в молчании и разошлись, разве что условились, что встретимся завтра и я заберу письма в Россию. Хорошо хоть руку подал на прощание.

- Черт вас дергал за язык! К чему это было злить Плеханова, подсовывая ему этих клятых экономистов! Теперь, поверьте мне, он возьмет вас на мушку, он непременно найдет у вас какие-нибудь вредные ереси, - выговаривал мне Бонч-Бруевич.

Владимир Дмитриевич, даром что был молод, к “молодым” не относился. Ему тоже досталось несколько писем и рассказ о разговоре с Жоржем, приведший его в такое возбуждение. Хотя идея общей газеты ему понравилась и он обещал свою помощь при закупке полиграфического оборудования и, что самое важное, связать меня с Лениным, который пока находился в сибирской ссылке. Но вот перед Георгием Валентиновичем он буквально трепетал.

- Нет, возражать ему никак нельзя, это выводит его из себя и он сейчас же переходит на личности!

Ладно, первый блин комом, будем капать на мозг, но я уже был уверен, что с Плехановым каши не сваришь и эта уверенность лишь окрепла на следующий день, когда мы опять встретились. На этот раз он был в сопровождении не очень опрятной маленькой старушки в разбитых башмаках. Это была Тётка - Вера Ивановна Засулич, которая невзирая на свой внешний вид и торчащие из-под шляпки пряди, показалась мне куда разумнее Плеханова. Тот сухо передал мне письма и уже собирался откланяться, как Засулич попросила еще раз изложить мои предложения, что я и сделал. Плеханов морщился, хмыкал, но некоторое время слушал не перебивая, в основном, благодаря Вере Ивановне, которая держала его под руку и время от времени сжимала ее.