Владимир Матвеев - Каракал

— Я не гресс, — улыбнулся парень.

— Пфр, — фыркнули у него за спиной охранительницы.

— Вот, — показала на них пальчиком Ноеми. — Даже они понимают, что ты сказал чушь. И это даже не учитывая того, что все разумные, обладающие «искрой», аристократами являются по определению. Я сейчас буду говорить откровенно, так что не обижайся. Когда я тебя только увидела и совсем немного пообщалась, ну, тогда в форте на берегу Сеты, то подумала, что твое немного хамоватое поведение — это какая-то защитная реакция. Ну как же, одаренный, но с мертвой «искрой» — это проклятие для любого аристо. Знаешь, носители мертвой «искры» ведут себя по-разному. Кто-то упивается дворфовским самогоном, — сказав, она тут же стала махать перед собой ладошками, — это ни в коей мере не относится к последним трем дням и не касается тебя лично.

— Да ладно, — вздохнул Матвей. Он уже успел сесть напротив Ноеми и теперь внимательно ее слушал. — Пусть я пил не из-за того, о чем ты говоришь, но пил ведь. Накатило на меня все разом. Поверишь? — он посмотрел в глаза принцессе. — Я даже толком не смогу объяснить, почему это делал. По какому поводу нажирался самогоном. Древнерусская тоска накатила — вот и все объяснение.

— Понятен только общий смысл. Да и демоны с ним, — девушка с улыбкой отмахнулась. — Ты не дослушал. Кто-то упивается дворфовским самогоном, постоянно пребывая в пьяном угаре. Кто-то подсаживается на «пыльцу паучьего цветка», постепенно превращаясь в дегенерата, пускающего слюни и ходящего под себя, находясь в своем иллюзорном мире. Кто-то отрекается от этого самого мира и ведет жизнь отшельника в стенах родового замка или какой-нибудь обители.

Не все такие — их меньшинство. Более сильные личности, наоборот, пытаются найти себя в каком-нибудь деле и быть полезными своей империи, королевству, клану, семье. Становятся успешными управленцами, торговцами, финансистами и так далее. И среди последних, конечно, есть те, кто отдает себя еще одному искусству — искусству боя. Я знаю, как минимум, одного такого разумного — самого молодого гранда боя Абидалии. Вернее знала, до встречи с тобой. Ты, наверное, захочешь знать, к чему я все это говорю?

— Угу, хотелось бы. — Матвей замер, осознав, что давно жует кусочек овоща, похожего на сельдерей, который стащил из тарелки Ноеми. — Прости, — поднял он виноватые глаза на фурийку и вернул то, что осталось от стебля, на прежнее место.

— Вот, ах-ха-ха-ха, — залилась принцесса и ткнула пальцем в огрызок сельдерея. — Вот к чему я шла в своей длинной и не совсем понятной речи даже для себя самой, — она немного успокоилась. — Ты естествен, Каракал. Возможно, ты где-то ходишь по самой грани приличия, но не переступаешь ее. Тебе никто не указ, кроме твоей совести. А это признаки истинного аристократа. Я тоже так хочу, чтобы не оглядываться и не думать о том, какое впечатление ты производишь со стороны. Хочу взять за руку своего избранника и потащить его в храм Гончара. Но не могу.

— Почему? — не понял Матвей.

— Это не в традициях фурий, — грустно покачала она головой. — У нас не может быть мужей.

— Извини меня, конечно, — скривился Каракал. — Но теперь чушь говоришь ты, Ноеми. Традиции — это не догма. Их можно, а иногда и нужно изменять. В древности у одного народа был обычай сбрасывать больных и слабых мальчиков в пропасть — убивать их.

— Зачем? — с удивлением широко раскрыла глазища принцесса.

— Такая своеобразная евгеника. Они оставляли только сильных, тех, из кого можно было вырастить впоследствии хорошего воина. А теперь представь, сколько будущих художников, скульпторов, кузнецов, портных, да просто хороших и добрых разумных, упокоилось на камнях, так и не став ими? Общество, состоящее из одних воинов, — это казарма, Ноеми. Есть прекрасные слова одного поэта и музыканта, которые я принимаю всей своей душой:

— Вот так должно быть и только так. Мир должен быть разнообразным, а не только цвета хаки. А воины нужны для того, чтобы этот цветущий и разнообразный мир защищать. Это их предназначение. И еще они хоть изредка, но должны смотреть на этот удивительный мир, но не через щель забрала своего шлема или в бойницу донжона, а стоя в одном исподнем на холме и любуясь рождением нового дня и радуясь ему. А иначе их души очерствеют в постоянных битвах, а сердца покроются коростой, а такие разумные превращаются в дворфовские механизмы, которые не могут различать, где правда, а где ложь, — эмоционально закончил Матвей.