Владимир Свержин - Крона огня

Честно сказать, то, шо он пытается меня нажухать, я понял еще в резиденции Дагоберта, когда он лил крокодиловые слезы о притеснениях святых отцов из аббатства Святого Эржена, о моем священном долге защитить обитель, некогда давшую мне приют, и все такое, и тому подобное. Затем ты своими выводами подтвердил мои подозрения.

Но, строго говоря, пока что мы только немного поломали замысел противника, однако поражения ему еще не нанесли. А без этого сейчас никак. Ты думаешь, чего я согласился охотиться за местными разбойниками? Я шо, подряжался тут здоровье в местных буераках гробить?

— Нет, конечно. Но Дагоберт вас попросил…

— Он бы, может, и попросил, но я сам вызвался. А сделал я это, потому что именно такого шага от меня ожидали. Причем не только и не столько Шарль. Я всю дорогу его слушал, вскользь прощупывал, он юнец одаренный, но пока что чересчур романтичный для холодной и глубокой мести. Ему куда привычнее одно-, максимум двухходовые партии. Здесь же налицо сговор Элигия и Пипина. Такой себе союз ежа и ужа, дающий на выходе колючую проволоку.

Но поскольку этот союз противоестествен, как всякая противоестественная связь особей мужского пола, то следует помнить — каждая сторона преследует свои цели и, как только их догонит, воткнет нож в спину зазевавшемуся собрату. Нас такие развлечения, в целом, вполне устраивают, но хорошо бы понимать замысел и методы его воплощения. Насколько крупными буквами мы вписаны в меню торжественного ужина и что ожидается в качестве основного блюда?

В остальном же: пусть граждане заговорщики в свое удовольствие друг друга изничтожают. Мы, если потребуется, спасем кого нужно; если понадобится, кого нужно тихо прикопаем. Такая вот история в картинках, мой юный друг. И наш приятель Шарль, продолжая свое вращение в этом змеином человейнике, своей активной деятельностью принесет куда больше пользы, чем сидя в яме и думая, как оттуда выбраться и нам отомстить. Сейчас он наверняка помчался к отцу, и ему не до нас. А всех остальных разбойников, ежели таковые в округе имелись, думаю, геристалец самолично извел под корень, чтобы они у него под ногами не крутились и картину не портили. Вот так вот. А стало быть — вздымайся ввысь, наш гордый молот, большое ему пионерское спасибо и попутный ветер в спину. Конечно, я могу ошибиться, но, думаю, не в этот раз.

— Но как же это все аморально! — с досадой воскликнул Бастиан.

— Есть такая буква. Но видишь ли, в чем беда: вся человеческая история — сплошной парад аморальности. Если у тебя есть лучшие варианты, я готов их выслушать. А если нет, прости, миссионерская деятельность — это не ко мне. Вернешься в Институт, подавай заявку в Отдел Мягких Влияний. А пока что у нас есть небольшая, однако очень насущная задача, даже пара взаимосвязанных задач: первая — спасти этот мир, и вторая — не подставиться самим. И поскольку все эти маневры Шарля, его папаши, милого дядюшки Элигия в первую очередь направлены против нас, а уж затем против Дагоберта, я считаю, что мы действуем в правильном направлении. И пока не доказано обратное, так и буду считать. А теперь, пока есть свободное время, вернемся к нашей чудодейственной книженции. Шо и как мы с ней можем сделать?

Дагоберт поглядел на прелестную гостью. Та, похоже, вовсе не намеревалась соблюдать принятые при дворе приличия и вести себя, как подобает благородной даме. Впрочем, кто их, нурсийцев, знает, какой там у них хороший тон, когда и самой Нурсии в свете считай что нет?

Но как бы ни было, в ответ на краткое и емкое слово кесаря «нет» безапелляционно говорить «да» — неслыханная дерзость. Трудно представить, кому это может быть непонятно. Дагоберт жестом отослал стременного, доложившего, что конь оседлан и отряд телохранителей ждет у крыльца.

— Отчего вдруг ты решила, что должна отправиться со мной? — в голосе повелителя франков слышалась досада.

— Потому что без нас тебе не справиться, — не особо считаясь с чувствами и положением юного государя, заявила Женя. Это уже была не дерзость, а абсолютная наглость. Однако, как ни выходи из себя, Дагоберт понимал, что, скорее всего, так и есть.

Смерть деда потрясла его до глубины души. Он прежде и представить себе не мог, что такое когда-нибудь случится, что эта несокрушимая мощь в единый миг вдруг перестанет существовать, оставив по себе невосполнимую пустоту.

Сколько ни пытались он и его отец вспомнить, бывали ли случаи гибели их предков от рук неведомых чудовищ — в прошлом, в разных странах, везде, где только жили драконы, — ничего похожего никогда не случалось.